Читать книгу - "Агент Их Величеств, часть вторая - Александр Н. Александров"

Фигаро старался быть откровенным хотя бы с самим собой – пугал его вовсе не старый дом, не странности что с некоторых пор завелись в Верхнем Тудыме и даже не вероятное присутствие в городе демона – хоть бы и Могущества. Его пугало другое.

Ошарашенное выражение на лице Мерлина Первого.

«...меня оглушило, вышвырнуло оттуда... И я бы погиб...»

Когда-то следователь боялся, что старый колдун станет ему кем-то вроде няньки, что, вздыхая и качая головой, всегда вытащит нерадивое чадо из очередной передряги: достанет застрявшую в горшке загребущую руку или не в меру любопытную голову, попавшую в ловушку между стоек перил, даст по заднице ремнём, но потом всё простит, и всё будет хорошо. Однако же Артур был далеко не дурак, он умел, он любил учить! Учить, заставлять, тыкать носом в ошибки и терпеливо натаскивать, науськивать, нацеливать на знания, или, хотя бы, на опыт. Рядом с ним можно было не бояться потерять сноровку.

Но Артур был Мерлином, вот в чём фокус. Древним колдуном, Артуром-Зигфридом Медичи, Мерлином Первым, основателем Колдовского Квадриптиха, творцом Белой Башни, сыном короля-звездочёта и волшебницы из легендарной полумифической страны, величайшим и первым. С Артура начался в своё время мир, в котором Фигаро родился, вырос и жил. И если в этом мире и были колдуны сильнее, то уж наверняка не было никого, кто был бы умнее древнего мудреца, склочника и изобретателя. Даже Лудо из Локсли, живой бог, что мог бы при желании прихлопнуть Мерлина одним движением мысли, был не более чем творением Артура, экспериментом, результатом работы живого и всё ещё гениального ума.

Но теперь появился некто, кто, очевидно, был умнеесамогоМерлина. И мироздание пошатнулось от удара по самым его основам. Во всяком случае, мироздание Фигаро так точно.

Дверь – простая тяжёлая дверь, обитая железом – была расположена невероятно неудобно и странно: лестница как бы резко спотыкалась, проваливаясь на одну ступеньку вниз (это чтобы наверняка разбить себе голову, подумал следователь), и заканчивалась коротким коридорчиком, который тут же словно бы стукался лбом о двери в мансарду (а это, видимо, для того, чтобы сломать шею). К тому же в этом каменном мешке (назвать это «коридором» у Фигаро не повернулся бы язык) было темно, как в погребе.

Чертыхнувшись, следователь зажёг неяркий колдовской огонёк – позади, чуть выше затылка, чтобы не ослепить себя самого. Не то чтобы он всерьёз рассчитывал вот прямо сейчас драться, но всё же, всё же...

«...заклятья, пули – не важно. Первой целью станет ваш «светлячок», поэтому вешайте его выше головы, чуть в стороне и всегда позади, чтобы свет не мешал целиться вам самим...»

Фигаро поморщился, почесал нос, и, замерев, прислушался. Из-за двери доносились приглушённые голоса – именно голоса, во множественном числе. Если городской голова и находился за этими дверями, то он явно был не один.

Проверив висящие «на пальцах» заклятья, следователь прошептал простенькую формулу, и звуки, доносящиеся из-за двери, словно бы загустели, став звонче, точно говорящие находились в конце длинной водосточной трубы.

- ...а я тебе говорю, не мог ты с ним видеться. Не осталось то... х-х-хи-и-ик!.. после деда призрака-то. Прабабка да, прабабка до сих пор тут живёт... Или не живёт... хрен пойми, как про призраков правильно сказать... Кранц, как про призраков говорят? «Живёт» или как-то иначе?

- Говорят – «обитает». Ещё используют слово «присутствие» – тоже вполне себе термин. Две бубны и Чёрт.

- Жирно, однако. Да только ж у Крейна бубны нет, поэтому я, пожалуй, подсуну сюда ещё вот эту пару...

На двери не было защитных заклятий, однако с обратной стороны её удерживал надёжный засов. Это, понятно, были шалости: Фигаро сквозным кинетиком сдвинул засов в сторону и, решительно распахнув дверь, шагнул через порог, сделав Очень Страшное Следовательское Лицо.

- Вечер добрый, господа!

Он хотел добавить ещё что-нибудь вроде «как сидится?» и «доброго здравия», но не сумел. Более того: даже «господа» Фигаро произнёс с шипящим придыханием, точно подавившись словом, как несвежей куриной ножкой.

Во-первых, в мансарде было натоплено, и натоплено крепко: сюда приволокли две пузатые печи-буржуйки и целую гору дров. Разница температур была такой, что следователь удивился, как у него не полопались сосуды в носу.

Во-вторых, в мансарде воняло. Некогда вполне нормальные запахи: запах еды, спиртного и человеческих тел скисли на жаре, свернулись, протухли, и превратились в откровенно мерзкий смрад, ударивший Фигаро, словно кулак в лицо.

И, наконец, в-третьих, картина, представшая перед следователем, была из ряда вон странная. Странная и жалкая, настолько жалкая, что Фигаро, волей-неволей, опустил руки, на которых нетерпеливо гудели приготовленные заранее заклятья.

Сама по себе мансарда, похоже, долго время использовалась как чердак: сюда годами стаскивали старую мебель и утварь, не подлежавшую более восстановлению. Среди гор, составленных из старых колченогих столов, кресел с выстрелившими пружинами и беззубо распахнувших свои дверцы шкафов Фигаро увидел пару птичьих клеток, древний немецкий керогаз, несколько рулонов пожелтевших от времени и сырости обоев, а также довольно гадостный портрет плюгавого господина с рыжими усами. Остальная часть мансарды (а она, как понял следователь, была весьма обширна) тонула во мраке.

Пятно света, которое Фигаро заприметил ещё с улицы, из окна, создавали вышеупомянутые печи-буржуйки и большая керосиновая лампа – не «летучая мышь», а монструозная конструкция от «Фродо и СынЪ» с «вечным фитилём» и пламегасителем срабатывающим, если лампу случайно переворачивали. В своё время эти светильники были очень популярны. Фигаро в те прекрасные времена было года три.

Лампа стояла на импровизированном столе: кто-то притащил к окну большой платяной шкаф и перевернул его дверцами вниз. Справедливости ради стоило отметить, что стол получился отменный: широкий, ровный и уж явно покрепче того картонно-фанерного хлама, что делали жулики из «Кампрад и Ко». На столе лежали карты – три колоды – две шестигранные кости, доска с колышками и блокнот с ручкой – всё, что требовалось для игры в «Чёрта». Ещё на «столе» стояло несколько бутылок коньяка «Фафт» разной степени наполненности, гранёные стаканы залапанные до такой степени, что они казались отлитыми из матового стекла, а также бессчётное количество жестянок с тушёнкой «Консервного завода братьев Горн» (самая лучшее консервированное мясо, которое можно было купить в Королевстве за деньги). Из одной банки торчал консервный нож, из стоящей с ней по