Читать книгу - "Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева"

– Не-а. Это ценное воспоминание. Ты такой грозной воительницей передо мной стояла, что я от удивления даже слово «валькирдык» придумал.

– «Валькирдык»?

– Ага. От «валькирия» и «кирдык».

– Смешно… Мишелю бы понравилось. Он тоже любит со словами пои… – Агния вдруг зевает, широко и откровенно, как кошка, – поиграться. Но ты замечаешь – этот разговор постоянно отращивает какие-то боковые ветки… а я ужасно не высыпаюсь в последнее время. О чем я вообще хотела… А, да, вот о чем: ты тогда Марфе Лионэ и еще толпе народу чуть ли не прямым текстом сказал, что Стрелок использует мехимер. Еще до того, как… выяснил опытным путем.

– Да я просто так ляпнул. От балды.

– Но с большим апломбом… впрочем, как обычно. Стрелок вполне мог подумать, что ты действительно что-то знаешь. Ну и… подстраховаться.

– То есть я, возможно, сам подставился. Занятно. Хотя нет, лысый мантикор, вообще ни капли не занятно.

Хочется дать себе подзатыльник.

Агния перекидывает косы за спину, кивает то ли моим словам, то ли своим мыслям и говорит:

– Зато, если это правда, то Стрелок – по крайней мере, один из тех, кого мы так называем, – точно был там.

– Слушай, я устал по этим плитам круги наматывать. Может, снова присядем?

– Давай. У меня тоже ноги намекают, что пора бы дать им передышку.

Мы устраиваемся друг напротив друга. Венц подтягивает коленки в брюках музейного цвета к самому подбородку, зевает, на этот раз прикрывшись ладонью, и тянет задумчиво:

– Так вот…

Через некоторое время я понимаю, что продолжения, возможно, придется ждать долго, и подхватываю оборвавшуюся нить разговора:

– В том лектории было много студентов. Ваша компания, например, в полном составе. Все мехимерники. И еще десятка три человек. Даже если одна из… эм… личностей Стрелка там присутствовала, это все равно не очень-то облегчает поиски.

– Да. Пока не очень. Я больше про вероятный мотив… А в целом это такая деталь, которая может оказаться декоративной, а может – важной для всей конструкции. Сейчас точно не скажешь.

Венц снова замолкает и начинает водить кончиком косы по нижней губе. Я отворачиваюсь, убедив себя, что мне срочно нужно хлебнуть морса из термокружки. Но когда я завершаю этот маневр, Агния все еще пытается выманить из себя слова тем же, очень отвлекающим, способом.

– Хорошо, давай дальше я попробую сам.

Я не могу понять выражения вскинутых на меня темных глаз, но все равно начинаю рассказывать. О том, о чем вроде бы и не думал. Но, оказывается, оно само где-то там, в глубине, куда не всегда падает луч внимания, постепенно складывалось из наблюдений и совпадений.

– Итак… Последние три месяца мне как-то слишком уж везло – если это слово тут уместно – на опасные встречи. В первый раз, допустим, подстрелить меня мог практически кто угодно. Однако мехимера, которая собиралась перегрызть мне горло, – я тру предплечье, занывшее при одном воспоминании о том вечере, – караулила не где-нибудь, а у архива. Можно предположить, что она была написана не только как убийца, но и как ищейка. Я, в общем-то, именно так и думал. Но сейчас вижу и другой вариант: возможно, тот, кто ее послал, знал наверняка, что вечером я буду в архиве. Место и правда удобное – коридоры вокруг пустые, в отличие от жилых, где даже ночью постоянно кто-то мотыляется.

Агния слушает молча. Мне даже кажется, что сцепив зубы. Иногда смотрит на меня, но не в глаза, а все как-то мимо – то в область скулы или виска, то на руку, которой я автоматически продолжаю заглаживать боль, а то и вовсе на бууты, которые тут же кажутся мне слишком выпендрежными.

Я продолжаю говорить. Складывать мелкие, легковесные песчинки одну к другой.

– Кто же знал о том, что вечером я буду в архиве? Только ваша компания – или это мог быть кто-нибудь еще? Достаточно наблюдательный и достаточно мотивированный? Подслушавший, скажем, нас с тобой утром в коридоре. Тут еще можно играться в предположения и умножать количество теней. Но «жало» Мофу подкинул, скорее всего, тот, кто знал о его… юношеских экспериментах. И я сомневаюсь, что таких людей много. Скорее всего, до сегодняшнего дня знала только ваша компания. Правильно?

Агния кивает. А я продолжаю:

– Очень хочется списать это на глупость. Просчет. Жест отчаяния. Или даже подсознательное желание выдать себя. Но боюсь, что я просто не вижу настоящей цели. Так же, как и в том случае, когда Рур намекнул, что он участвовал… Ты ведь в курсе уже про… хоровод?

Второй раз за вечер я вижу, как алеет посреди русой волны кончик уха Венц.

– Вольга, если хочешь знать… – начинает она, но не договаривает. И я спешу прикончить эту тему:

– Не хочу. И не упомянул бы, если бы это прямо не касалось Рура.

– А ты уверен? Что его это касается? Он рассказывал, да, но не так, будто сам каким-то образом… участвовал.

Тема не желает признавать себя приконченной. Высовывает раздвоенный язык, вынуждает к объяснениям.

– Он хочет, чтобы я думал, что он там был – в этом я уверен. А еще я уверен в том, что кому-то показалось остроумным сделать мой вымышленный страх перед хороводами реальным. И вот про это уже никто не мог подслушать в коридоре, так что… Думаешь, Юна решила так развлечься? Или Тимофей? Или… знаешь, там кто-то еще колокольчиками звенел.

Я жалею о сказанном сразу. Еще до того, как Венц начинает наливаться грозой.

– Эй, эй, ну ладно, это плохая шутка, да и не шутка – колокольчики на самом деле были, но я же не… Или ты считаешь, я бы мог всерьез предполагать что-то такое – и спокойно с тобой тут сидеть?

– Я, на самом-то деле, не очень хорошо представляю, что ты мог бы, а чего – нет. И не уверена, что ты сам это хорошо представляешь.

В этом она неожиданно и неприятно точна. Мне остается только пожать плечами:

– Ну и оставим в покое меня. Вернемся к Руру.

Агния устало качает косами.

– Вернемся. Хотя из всего, что ты до сих пор говорил, его, по-моему, касается разве что… хоровод. Он был в эс-комплексе, когда тебя… Он точно не мог послать мехимеру к архиву.

– Не мог. И написать ее – тоже. И подбросить Мофу «жало». Хотя я же не знаю точно, когда он сбежал. Мог или не мог?

– Я тоже не знаю.

– Ну и ладно, не суть. Зато знаешь, что он действительно мог?

– Что?

– Рассказывать.