Читать книгу - "Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева"

скрытая широкой штаниной, в какой-то момент могла коснуться моей. Но все же достаточно близко.

– Почему здесь, а не в архиве? – кидаю я пробный вопрос.

– Потому что я папоротники люблю. И вообще зеленку всякую. Я же из Владимира, у нас там леса вокруг.

– Из музейного города, значит… Меня в детстве возили в один из них. Не Владимир, какой-то другой… забыл название. Мне вообще запомнилось только то, что там везде вода и ни одного дома без легенды. Зато теперь понятно, почему ты всегда выбираешь такие… музейные цвета, – киваю я на пыльную охру ее подтянутых к подбородку коленей.

Ловлю косой темный взгляд, и на секунду мне кажется: все. Сейчас она подберет дозволенные, гладкие, без острых кромочек, но отчетливо холодные слова – и разговор окажется просран, не успев начаться. А все протянутые ладошки, все разговоры, шутки и синхронные жесты в Кормушке – это неважно. И вообще показалось.

Но Венц только вытягивает ноги и любуется складками широких штанин:

– Музейные цвета – это точно. Это мое. А в архиве, кстати, теперь вечерами сидит Мишель. И вам с ним лучше бы не… Он почему-то уверен, что все так… посыпалось не без твоего участия.

– Догадываюсь. Я ржа и гниль, и как бы это вам не вышло боком. Он говорил.

Еще один темный нечитаемый взгляд искоса. Но, по крайней мере, она не спешит соглашаться.

– А что насчет Рура? Почему ты упомянула только Белого?

– Вот да, кстати, насчет Рура… Почему ты нам не рассказал? Про тот бой?

Что ж, без этого вопроса обойтись не могло.

– Мне казалось, промолчать будет разумнее. Я не хотел, чтобы вы меня допрашивали на тему: почему я его не остановил? Мне нечего было бы ответить на этот вопрос. И сейчас нечего. Я пошел с ним из любопытства… в основном. О последствиях предупредил, но по-настоящему останавливать не пытался. И Рур намекнул, что если вы об этом узнаете – пф-ф, союзу конец.

– Как сказал бы Тимьян – зверски интересно. Нет, Эф_Имер, вряд ли сразу пф-ф и конец – просто из-за того, что ты повел себя… как ты. А вот о том, что происходит в голове у Ликса, мы бы начали беспокоиться пораньше, если бы знали… если бы ты не промолчал.

Задумавшись, Агния, как всегда, начинает водить кончиком косы по нижней губе.

Надеюсь, она не станет делать так слишком часто. Иначе мне будет непросто сохранять концентрацию.

Что-то, видимо, решив для себя, она отпускает косу и спрашивает:

– Ты знаешь, что в тот день, когда Тимьяныч показывал нам «жало», Ликса еще не выписали? Он тогда просто ушел из эс-комплекса.

– Не знал. И что, его никто не остановил?

– Получается, нет. Потом, правда, хватились и приехали возвращать.

Агния поднимает руку и качает лист папоротника. Тени на ее лице тоже качаются.

– Я все думаю: зачем он вообще сбежал, если уже на следующий день его все равно вернули? И он ведь даже не возражал особо… Так, поломался немного перед эсками, но за дверной косяк не цеплялся.

– Только не говори, что вот для этого тебе и нужны были мои аналитические мощности. Зачем ему цепляться за косяк, если он успел сделать то, ради чего сбежал?

Агния снова качает лист. И снова темная маска на ее лице приходит в движение. Следующие слова она произносит так, будто каждое ей приходится проталкивать сквозь толщу воды:

– Но он… Когда Стрелок напал на Имберис, Феликс был в эс-комплексе. Это точно.

Впервые с того момента, как я сел рядом, она поворачивается ко мне и смотрит прямо. Требовательно. Как будто я обязан сказать «оп-ля!» – и одним ловким движением, точнее, одним веским доводом снять с нее груз сомнений.

– Агния… – говорю я и осекаюсь. Но она только отворачивается и еще сильнее качает лист.

– Что, Вольга?

– Ну, во-первых, пожалей уже этот лист.

– Вайю. У папоротников это называется «вайя».

– Ну, значит, пожалей эту вайю. И еще… тут неожиданно выяснилось, что я – не совсем гений.

Венц хмыкает, однако ничего не говорит.

– Но даже мой не совсем гениальный разум все же сумел выдать идею, которая кажется мне правдоподобной. Что Стрелок – это не один человек.

Она медленно кивает.

– Вот и Тимьяныч так думал… думает. И еще кое-что думает, во что я не хочу верить. Но прежде чем мы об этом поговорим, мне нужно выполнить его просьбу. Рассказать тебе ту историю, которую он хотел… Нет, не то чтобы хотел, но считал, что должен, и я пообещала… Слушай, давай пройдемся? В движении мне легче формулировать.

Я пожимаю плечами:

– Давай.

Мы поднимаемся с пола и шагаем вдоль неравномерно-зеленых папоротниковых рядов. На периферии зрения маячит целеустремленный профиль Агнии, покачиваются косы, иногда вспархивает к лицу нервная рука, что-то поправляя или смахивая. Но, думаю, то, что ей на самом деле мешает, нельзя ни поправить, ни смахнуть. И когда она начинает говорить, то, кажется, снова не о том:

– У моих родителей была игра… Хотя почему «была», наверняка и сейчас есть. Иногда они обращаются друг к другу, используя всякие забавные ботанические названия. Папа, например, говорит: «Криптограмма моя курчавая, ты не знаешь, куда я чашку поставил?». А мама отвечает: «Не знаю, чистоуст мой величавый, но советую поискать в ванной». И хохочут, хохочут. Завидно даже. Я сначала тоже пыталась участвовать, всякие свои названия выдумывала. Потом был какой-то период, когда фыркала свысока: мол, что за ребячество. Сейчас опять завидую… немножко. А вот зачем я это рассказываю? Наверное, время тяну. Потому что все еще не очень понимаю, с чего начать про Тимьяна… Хотя нет, на самом деле я уже начала. Дети все-таки часто играют в то, чем занимаются их родители. Вот твои, например, кто?

– Хирург и миколог. Но мне как-то не припоминается, чтобы я кромсал игрушки или сажал грибочки.

– Ладно, ты – одно из исключений, подтверждающих правило.

Она останавливается возле какой-то невзрачной стелющейся поросли, разминает пальцами комочек земли. И вытирает руку прямо о штаны.

Кар_Вай от такого, пожалуй, передернуло бы. А у меня только прорезается короткая болезненная улыбочка.

Агния повторяет задумчиво:

– Подтверждающих правило… У Тимьяныча отец – нейрофармаколог. Один из большой команды, которая разрабатывает и тестирует вещества…

– Которыми заправляют «жала», – я решаю продемонстрировать догадливость.

Агния кивает, не оборачиваясь. Потом снова идет вдоль рвано-перистой зелени, то рвущейся вверх фонтанами, то жмущейся к самой земле. Как будто кто-то слушает музыку и периодически выкручивает громкость почти до предела, а потом вдруг снова опускает