Читать книгу - "Да не судимы будете - Игорь Черемис"

мог только в обкоме. Кто именно ему вложил в голову эти идеи, мне неизвестно, но самый логичный вариант — бывший секретарь по идеологии Петр Козырев. К тому же Макухин сменил его на этой должности, когда Козырев отправился окучивать Полтаву.

Некоторое время мы шли молча.

— Петр просидел в Сумах чуть дольше, чем я, — глухо сказал Чепак. — Такой же сосланец, только по партийной линии. Когда я туда приехал, он уже был секретарем обкома, занимался идеологией, и ничем не выделялся среди прочих партийных работников. Я не люблю говорливых, а он как раз из болтунов, хлебом не корми, дай потрындеть. На собраниях заберется на трибуну — и часа полтора про ленинские принципы и всё прочее, что положено, вещает. Народ со сном борется, а ему покласть на это с прибором. Несколько лет назад я стал замечать, что у него тональность речей поменялась — раньше всё про Советский Союз говорил через слово, а потом начал про Советскую Украину. Я тогда тоже, как ты, начал изучать, кое-что нашел, съездил в Киев, но Никитченко мне прямо запретил в эту сторону смотреть. Да так, что я и сам заткнулся, и подчиненных своих заткнул.

— А Никитченко — это кто? — уточнил я.

Этой фамилии я не знал, и в памяти «моего» Орехова её не было.

— Председатель украинского управления был, до Виталия Васильевича, — пояснил Чепак. — Но к новому я уже с такими вопросами не лез, на всякий случай.

Виталий Васильевич — это как раз Федорчук, будущий сменщик Андропова в КГБ СССР и министр внутренних дел, который приводил министерство в порядок после Щелокова. Я подумал, что к нему Чепак мог и обратиться — вроде бы толковый товарищ, да и заукраинцем точно не был. [1]

— Воронов много накопал?

Этот вопрос пришел мне в голову как-то вдруг. Майор Воронов был заместителем Чепака, с десяток лет обеспечивал тому крепкий тыл, но умер в сорок от инсульта. Именно из-за этой внезапной смерти я и оказался в Сумах — надо было наладить работу по моему направлению перед уходом полковника в республиканское управление. Про Воронова я слышал только хорошее, ну а человек, который занимался диссидентами, просто не мог пройти мимо «незалежников».

— Достаточно, — подтвердил мои догадки Чепак. — И фамилия Козырева в его бумагах была. Не смотри так, сохранил я его документы, лежат у меня… Это ещё одна причина, по которой я хотел, чтобы ты приехал.

Он вернулся к машине, открыл багажник, достал оттуда пухлую папку и протянул её мне. Некоторое время мы так и стояли — он с протянутыми бумагами, а я — в сомнениях.

— Чего застыл, забирай, твоё это теперь, — поторопил меня Чепак.

Я всё же взял у него эту папку и грустно посмотрел на неё.

— Вряд ли я смогу использовать их по назначению, Трофим Павлович, — сказал я. — Не по профилю мне… в Сумах занимался, пока вы не запретили, а сейчас, думаю, и не подпустят меня к национальным делам. Хотя я и так на них постоянно натыкаюсь.

— Это каким же образом? — заинтересовался он.

— Недавно допрашивал одну женщину, дочь Якира-младшего, она тоже с диссидентами хороводы крутит, — объяснил я. — Сажать её не за что, своего ума не вложишь… в общем, обычный наш контингент, в антисоветском движении таких полно… сами понимаете. Да хоть Солдатенко вспомните — вроде и диссидент, и запрещенную литературу хранит и читает, но за решетку его отправлять…

«Диссидент» Солдатенко был сумской достопримечательностью — как минимум для сотрудников областного управления КГБ. Этот товарищ активно боролся с советской властью, периодически ездил в Москву, посещал квартиры видных деятелей диссидентского движения, привозил запрещенную литературу. Вот только был он настоящим идиотом, поэтому тот же Чепак организовал в рамках управления некие курсы по слежке за ним, которые должен был пройти любой желающий служить под началом полковника — своего рода «тест Солдатенко». Я этой участи счастливо избежал, но новобранцы, которых мы привлекли во вновь создаваемый пятый отдел, учились слежке именно так — под руководством своего начальника, капитана Сухонина.

Чепак улыбнулся.

— Да, помню его, жаль, в Киеве никого подобного нет.

— Может, это и к лучшему. Так вот, к той барышне, о которой я говорил, ещё в институте аккуратно подвели нескольких друзей с Украины. Ничего серьезного, но информацию в их альманах украинцы поставляют именно через неё. Ну а редакторы «Хроники» принимают эту информацию без особых проблем — как же, дочка самого Якира приносит! Вот такая комбинация в два хода. Не хотите заняться этими бывшими студентами? Есть имена, фамилии и адреса, есть данные на тех, кто их просил что-то передать Ирине Якир. Но сажать их не за что, Трофим Павлович, нет таких статей в наших уголовных кодексах. «Хронику» они не составляли и не распространяли, а пара писулек… это не серьезно, их даже в СИЗО не отправят. Так и с вашими… ну пусть будет — нашими… незалежниками. Как только тронешь — тут же начнут вонять, причем из-за рубежа, чего все опасаются. А трогать… трогать-то не за что, одни разговоры, а разговоры к делу не подшить.

Я прикидывал возможные варианты развития событий, если начать раскручивать цепочку поставщиков «украинских» заметок «Хроники», и мне все они не понравились. К тому же без содействия КГБ по Украине это было бессмысленно, а я не знал, как отнесется Федорчук к этой московской инициативе. Совместные операции союзного и республиканского Комитетов были — в этом январе задержали пару прожженных диссидентов. Но чтобы идти к Бобкову с таким проектом, я должен сам ясно понимать, что хочу получить в итоге. Пока что просматривалось только сколько-то времени в СИЗО для фигурантов в самом оптимистичном варианте, а это ни на что не повлияет. Зато будет затрачена целая прорва ресурсов, которых и так ни на что не хватает.

— Да уж, — посочувствовал мне Чепак. — С шпионами попроще будет… даже с бандеровцами было проще — не поднял руки вверх, значит, в расход. А тут целые игры… отвык я от такого, словно опять за линию фронта попал. Этих твоих студентов трогать… лучше я кроссворды вместо работы разгадывать буду, хоть удовольствие получу. А ты, я гляжу, в теме, хорошо