Читать книгу - "Да не судимы будете - Игорь Черемис"

рассмеяться. Трофим Павлович Чепак не отказался от своих привычек, даже сменив три полковничьи звезды на одну большую генеральскую и переехав из глубоко провинциальных Сум в столичный Киев. Он был наглядной иллюстрацией к максиме, что бывших диверсантов не бывает. Он вообще, на мой взгляд, застрял где-то в 1944-м году и не торопился оттуда уходить.

— То есть вы меня просто в гости позвали? — спросил я.

— Почти… — Чепак чуть поморщился. — Помнишь наш разговор о Макухине?

— Который из двух?

— Второй, разумеется, в первый раз ты как слепой кутенок был.

— Помню.

— Помнишь, ты сказал, что не разрабатывал Макухина?

— Да.

— А как ты без разработки узнал, что на Украине есть целая сеть незалежников?

[1] Герой этого не знает, просто пользуется устоявшимся в нашем будущем термином «канадское зерно». На самом деле СССР покупал зерно в нескольких странах, и Канада была не на самом главном месте — первой была Австралия, потом Аргентина, Франция и лишь затем Канада. Что касается объема закупок, но они были не очень большими — в 1970-м в СССР собрали 180–190 млн тонн, а закупали 20–25 млн тонн. Другое дело, что покупали зерно высшего сорта, которое сами производить не могли — в том числе и в качестве посевного фонда.

[2] песню «Червона рута» написал композитор Владимир Ивасюк, он участвовал вместе со «Смеричкой» в её исполнении на «Песне-71». «Водограй» тоже была его авторства; всего он написал больше сотни песен, работал и со «Смеричкой», и с Ротару. Был найден повещенным в 1979 году, посчитали самоубийством; уже в независимой Украине его смерть расследовали дважды, но в итоге без особых доказательств заявили, что композитора повесил КГБ.

Глава 14

«Правда станет слишком горька»

Я внимательно посмотрел на Чепака, но он выглядел предельно серьезным, словно был на ответственном задании в тылу врага. На меня он не глядел, а зыркал по сторонам, видимо, надеясь обнаружить в этом тихом дворе подкрадывающихся к «москвичу» иностранных шпионов.

— Трофим Павлович, этот вопрос вы вполне могли задать и по телефону, ничего секретного те, кто вас может слушать, не узнали бы, — с укоризной произнес я.

— Это почему ещё? — он всё же обратил на меня внимание.

— Да элементарно же. Вы сейчас с оружием? — спросил я.

Он чуть напрягся, но всё же сдвинул пиджак и показал кобуру подмышкой.

— Всё тот же «люгер», — я улыбнулся. — Патронами обзавелись?

— В Киеве это не так и трудно сделать, — с легким довольством ответил он. — Но я хотел поговорить о другом.

— А я как раз об этом, Трофим Павлович, — жестко сказал я. — Вы не изменились с нашей последней встречи, я тоже. Этот вопрос вы мне задавали, мои слова, что свои методы и агентов я не раскрываю, надеюсь, запомнили тоже. Всё осталось по-прежнему. И чтобы это услышать, вам не обязательно было придумывать очередную операцию прикрытия и вытаскивать меня в Киев, хотя я рад с вами повидаться. Достаточно было позвонить мне по телефону. Или приехали бы в Сумы, я там ещё месяц работал. Или уже в Москву, нашли бы, куда вас пристроить.

Он насупился и замолчал. Я тоже молчал, ждал, когда он вернется в нормальное состояние.

Наконец он крякнул и положил руки на руль — это был как зеленый знак светофора.

— Не хотел я по телефону, вдруг слушают, — в сердцах чуть не крикнул он. — Я свой кабинет проверял — микрофон нашел! Не подключенный, но сам факт!

— От предыдущего хозяина остался? — лениво уточнил я.

В принципе, микрофон мог оказаться в кабинете Чепака кучей разных способов. Его могли даже немцы оставить, кажется, во время оккупации в здании на Владимирской улице сидело гестапо, а подчиненные папаши Мюллера знали толк в разных технических новинках. Интересно, Чепак может отличить немецкий микрофон 1943 года выпуска от современного советского?

— Понятия не имею! — рявкнул он. — И разве это важно⁈

— Я бы рапорт написал по команде, пусть бы проверили, кто и чего там поставил, — объяснил я свою беспечность. — Заодно стало бы понятно, была это чья-то самодеятельность или начальство вас опасается — тогда рапорт замылили бы. Ну а если всё с санкции начальства, то и дергаться бессмысленно, можно и в шпионов поиграть. Но что-то я сомневаюсь, что в Киеве всё настолько серьезно. Даже в Москве в шпионов играть незачем. Но если вы так хотите поберечься… Давайте, Трофим Павлович, прогуляемся…

Я вылез из «москвича», оставив авоську с салом на сиденье. Чепак заглушил двигатель и выбрался вслед за мной. Пришлось ждать — негоже заставлять генералов бегать, ведь, как известно, в мирное время это вызывает смех, а в военное — панику.

— Зачем это, Виктор? — недовольно спросил он.

Я пожал плечами и двинулся по дорожке между вековых сосен.

— Если вы опасаетесь прослушивания, то вам стоит опасаться и вести важные разговоры в машине, особенно — в заведенной машине, Трофим Павлович, — наставительно произнес я. — Записывающая техника сейчас не слишком миниатюрная, автономность у неё низкая, а в любом автомобиле есть электросеть и куча мест, в которые можно спрятать магнитофон. Поэтому если и беречься, но и так тоже. А здесь хорошо, наружку не спрятать, местность далеко просматривается. Так что с незалежниками, чего вы на них взъелись? Раньше вроде старались не трогать… что-то поменялось?

— Слишком много их оказалось, Виктор, слишком много… — тихо произнес Чепак. — В Сумах я этого не замечал… думал — случайные явления, незначительная погрешность, да и разъяснения были того же плана. А в Киеве — представляешь, они даже в республиканском управлении есть!

— Вы же говорили тогда, что они могут и в ЦК партии быть, — я пожал плечами. — Я был уверен, что вы в курсе, где и что. С учетом общей политики на Украине, это было бы даже логично. Макухин… тут вы правы — он никто и ничто, нахватался по верхам от знакомых. Я тогда по вашему приказу не стал копать дальше, но там было очевидно, что нахвататься чего-то этот Макухин