Читать книгу - "Беглец - Андрей Никонов"

из-под земли достанет, но чужак с лишними деньгами становился лакомой добычей для местных. И так Митя сказал, на его взгляд, лишнее — если Герасим подвозил кого-то из чужих, возникнет вопрос, почему не Лукича. Оставалось надеяться, что или соседка не сообразит связать два факта, или ей банально не хватит на это времени.

— Ну надо так надо, — согласилась женщина, — сейчас Ваньку пошлю, пущай по лесу пробежится, авось найдёт, а ты на улице-то не стой, иди к нам, я тебя накормлю чем Бог послал.

Пока Бейлин располагался в горнице, Ванька, пацан лет тринадцати, нацепил треух и валенки, спросил, что узнать у Герасима, и умчался в лес. Соседская собака на появление добермана отреагировала нервно, но тот, не обращая внимания на заливистый лай, прошёл вслед за Митей в дом и улёгся в углу.

— Собачка покормлена, — ответив на взгляд соседки, сказал Бейлин, — не беспокойтесь. Да и я обедал плотно, только чаю попью, если нальёте.

Обстановка в горнице была скудной и бедной, объедать хозяйку он не хотел, да и съеденный обед ещё не до конца переварился. Женщина поставила на стол варенье, нарезала хлеб, и пока раздуваала самовар, Митя разглядывал фотографии на стене. Там хозяйка была с мужчиной и тремя детьми, одного из которых, убежавшего в лес Ваньку, Митя узнал. Про остальных спрашивать не стал, не его это дело, да и мало ли что, в деревнях дети умирали чаще, чем в городах, хорошо если доживала половина до подросткового возраста. Хозяйка сама завела об этом разговор.

— Ванька-то у меня один остался, — пожаловалась она, — и так детей Бог в достатке не дал, да ещё и померли вот, от лихоманки, и Панкрат, и малые. Сейчас-то в селе пункт есть с фельдшером, если что, и в город отправят, а раньше хорошо если доктор за неделю объявится, и то денег стребует, а откуда их взять. Вот, корова выручает, только налог на неё большой, да ещё за сено платить, не наберёшься.

Какое-то время она жаловалась на свою тяжёлую жизнь, Бейлин кивал молча, прихлёбывая чай из трав, его от тепла разморило и клонило в сон. Ванька прибежал через час.

— Нашёл, — сказал он, — Кузьмич на болотах шастает, пока не развезло, силки проверяет. Обещался подойти к темноте, калякал, что подвозил кого-то, только куда, вспомнить не может, но как появится, обязательно припомнит. Мамань, дай пожрать, а то аж живот подводит.

— Держи, оглоед.

Женщина погладила сына по голове, поставила тарелку с разваристой кашей, пацан схватил ложку и начал закидывать еду в рот, почти не пережёвывая. Митя достал из кармана бумажку в три рубля и два серебряных целковых, положил на стол.

— Остаток отдам, как только сосед ваш появится. И раз твой так быстро управился, ещё до червонца добавлю, на леденцы.

— Так может по стопочке? — обрадовалась соседка Герасима, пряча деньги. — Чего вот так сидеть, посуху, а ну, Вань, давай-ка принеси домашней, да побыстрее.

* * *

— Надо, — Травин удержал руку Поземской, которая пыталась оттолкнуть от себя стакан, — пей.

Водки у хозяев не оказалось, тётя Сима достала из кладовки бутылку прозрачного самогона, отдававшего сивухой, от денег отказалась. Сергей не настаивал, он налил всего граммов двести, подумав, что для хрупкой женщины этого достаточно.

Учительницу пришлось тащить на себе, Анна Ильинична болталась на плече, словно тюк, никак не приходя в сознание. То ли заявилась она в лазарет без верхней одежды, видимо, очень торопилась прирезать Будкина, или где-то разделась и полушубок спрятала, только Сергей его не нашёл. Хорошо, добираться пришлось недолго, и почти никого не встретил по дороге, двое прохожих прошли мимо Травина, его не заметив. Молодой человек уложил Поземскую на кровать, принёс самогон, потом набрал из колодца в посудину ледяной воды, и аккуратно, приподняв учительницу, вылил ей почти литр за шиворот. Визг стоял такой, что, наверное, на другом конце села слышно было, зато женщина пришла в себя, и даже попыталась Сергея ударить ногой. Пришлось вдавить лицо в подушку, подержать так секунд двадцать, а потом повторить ещё пару раз, и только тогда Поземская поняла, что сопротивляться бесполезно.

— Ненавижу, — учительница сделала первый глоток, сморщилась, и решительно опрокинула стакан в рот.

— Кого?

— Тебя.

— Меня-то за что? — удивился Травин, — я же тебе помог, от трупа оттащил, сюда принёс.

Стоило вспомнить убитого Будкина, Поземская снова залилась слезами. Сергей было подумал, что понадобится ещё стакан, но алкоголь, да ещё на пустой желудок, быстро делал своё дело, учительница вытерла слёзы и начала сбивчиво говорить.

Тося Звягина приходилась ей сводной сестрой, мать у женщин была одна, а отцы — разные. Обе родились в Ново-Николаевске, там же закончили техникум, и пошли работать в одну девятилетку. В феврале 1928-го Тосю бросил муж, и она решила уехать в деревню, чтобы там учить детишек грамотности. Поначалу женщине всё нравилось, она посылала сестре пространные письма, описывая село прямо как рай земной, но в апреле того же года почта приходить перестала. У Поземской и в мыслях не было, что с Тосей что-то случилось, только осенью она узнала, что та умерла. На выяснение подробностей и сборы ушло несколько месяцев, к декабрю Анна Ильинична добилась от окрпросвета направления в село и появилась здесь, в Камышинке, и то только потому, что ещё одна учительница, приехавшая было на подмену, неожиданно уволилась и вернулась обратно к себе в город Каинск.

— Не слишком тут быстро учителя меняются? — спросил Сергей.

Но Поземская его не слушала, её развозило всё больше, глаза периодически закрывались, и тогда она замолкала, но потом снова словно просыпалась и начинала бубнить, уже совсем не о сестре. Звучали незнакомые имена, учительница то жаловалась, то ругалась, Травин решил, что сегодня он больше ничего не добьётся, но тут Поземская внезапно широко раскрыла глаза, и впилась ему в руку.

— Мне нужны бумага и карандаш, — сказала она спокойно, совершенно трезвым голосом. — Они лежат в тумбочке. Подай, пожалуйста.

Переход был настолько резким, что Сергей не стал спрашивать, с чего ей вдруг приспичило порисовать, открыл ящик, достал оттуда блокнот и огрызок грифеля. Учительница писала аккуратно, твёрдым почерком, выводя каждую букву и высунув кончик языка. Травин сел рядом с ней, она не протестовала, точнее, просто его не замечала.

Одного листа Поземской не хватило, она перевернула страницу и продолжала