Читать книгу - "Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева"

Наконец условно пригодные слова нащупываются:

– На самом деле я пытаюсь разгадать великую тайну хвостов, занявших место, которое всегда принадлежало косам.

Мы с Агнией некоторое время продолжаем молча смотреть друг на друга. Мне даже кажется, что в ее голове сейчас такая же гулкая пустота, как и в моей.

Я автоматически провожу рукой по своей щекотной макушке.

И почти синхронно со мной Венц поднимает руку и приглаживает торчащие волоски между хвостами. Они сразу же расправляются снова.

– Разгадка этой тайны – великая постпраздничная лень, – наконец отвечает она. – И разгадка тайны твоей пятнистой футболки наверняка та же самая.

Я бросаю хмурый взгляд на Мофа. Он, кажется, понимает. Во всяком случае, в очередной раз трогает мочку уха – и молчит.

Хотя это такой удобный момент, чтобы сказать, к примеру: «Не трогай тему одежды, Нишка. Для Эф_Имера это сейчас тема не слишком приятная. Разве ты не слышала? Его же вчера раздели и раскрасили из баллончиков. Да, представляешь, у некоторых в Белый День настолько отшибает адекватность…»

Вполне уместная вышла бы маленькая месть. Но Инхо… Моф не пользуется удобным моментом.

Рано или поздно Агния, конечно, узнает. Но хочется, чтобы не сейчас. Чтобы еще какое-то время все было так же легко и чуточку ехидно.

Я заключаю свой взгляд в защитный круг тарелки и позволяю ему покинуть этот круг только тогда, когда чувствую, что в голове больше нет гулкой пустоты и я с немалой долей вероятности смогу смотреть на Венц не слишком пристально. И отвечать, если придется, без долгих пауз.

Она довольно быстро расправляется со своим пирогом. И не позволяет молчанию затянуться.

– Нет, Тимьяныч, все-таки спасибо, что прислал весточку и вытащил меня из-под одеяла. Я там совсем уже в биомассу превращаться начала. Занятий-то нет. А мне на завтра для Виаль нужно сочинить драматический этюд, в котором участвуют только пальцы и про который я забыла напрочь. Может, вместе с Ю-Ю что-нибудь быстренько сообразим… Кстати, они с Мишелем задерживаются, да?

– Обед будет идти еще полтора часа, – пожимает плечами Моф, – значит, объективно – пока не задерживаются. Хотя вообще-то да, должны бы уже…

– Мне просто кажется, что еще немного – и новость, которую ты в себе держишь, начнет прожирать себе путь наружу. Как какой-нибудь инопланетный паразит, – фыркает Венц.

– Ничего, держусь пока, – улыбается в ответ Моф.

И они принимаются рассуждать о том, может ли человеческое тело действительно стать питательной средой для внеземной формы жизни или скорее окажется для нее ядом. И о том, может ли получиться наоборот, что человечество однажды станет суперхищником для каких-нибудь разумных водорослей, не распознав их интеллекта.

Я слушаю эту малосодержательную болтовню и чувствую странную уютную расслабленность. Только одна мысль периодически трогает настырной лапой: за какие такие заслуги они меня включили в свой круг? Я никого из них ни от чего не спас. Не каялся публично и не обещал быть доброжелательной пусечкой. Я вроде бы даже манеру общения не сильно поменял. Но вот сижу с рыцуциками за одним столом – причем за обеденным столом – и мы даже не Стрелка обсуждаем, а просто едим и разговариваем. Да, сейчас разговаривают они, а я просто слушаю. Но если захочу, могу в любой момент включиться в дискуссию. И они, кажется, совершенно не ожидают от меня никакой пакости.

А я ведь никак не давал им понять, что можно со мной вот так сидеть и болтать о всякой всячине, и я буду… и я буду этому рад. Тогда почему же?..

– Простите, я немного загулялся.

А вот и бас-профундо, который неплохо смотрелся бы в виде атланта, подпирающего балкон в одном из музейных городов.

– И в этом я, увы, не уникален, – добавляет Белый, оглядев присутствующих.

– Да, Ю-Ю еще со вчерашнего дня куда-то запропастилась. – В голосе Агнии отчетливо звякает тревога.

Белый встает рядом с ней и делает то, чего все еще до боли в кончиках пальцев хочется мне, – приглаживает волосы на ее макушке.

– Сегодня ты как младшая сестренка.

– Вот далась же всем моя прическа! Ну не косы, да. Устала я от кос. Может, вообще обрежу. Голове сразу легче станет. Что скажешь, Эф_Имер, – станет?

– Станет. Легче и холоднее. Но если у тебя форма черепа не так хороша, как у меня, то лучше не срезай все, оставь хоть сантиметров десять. А лучше – двадцать.

Агния задумчиво кивает. Как будто действительно принимает мои рекомендации к сведению. Не достается мне ни ответной шутки, ни просто слова доброго. Или недоброго.

Я думаю: «Ну же, Венц, давай я пришлю тебе на вестник список остроумных ответов, только продолжай говорить со мной».

И еще думаю: «Агния, давай сделаем вид, что я пока ничего не говорил, и я скажу правду. Что голове, конечно, станет легче. И мне, возможно, тоже. Станет легче находиться рядом с тобой. Или нет. Наверняка не могу сказать, пока твои косы при тебе…»

И, наконец, я думаю: «Как бы я их долго ли коротко ли наматывал и разматывал, связывал и развязывал, спутывал и распутывал, и снова наматывал и разматывал…»

Белый тем временем придавливает собой пустующий стул рядом с Агнией. Стул принимает Белого, не крякнув. А я на удивление спокойно принимаю его короткий взгляд, в котором читаю: «все та же гниль и ржа».

Впрочем, прочитать я мог и неправильно.

Но есть у меня ощущение, что убеждения Белого столь же основательны, как и он сам. И заставить его изменить мнение не проще, чем столкнуть со стула мизинцем.

– А я еще и меченая сегодня, смотри. – Агния поворачивает к Белому щеку с отпечатком колокольчика. – Я, когда его увидела, сначала подумала по привычке: «Надо попросить Имберис рассказать что-нибудь про колокольчики, неожиданное». А потом вспомнила…

Она так и не заканчивает фразу. А Белый осторожно приобнимает ее. Жаль, что нельзя рассказать им…

Вчера, с Афейной, молчание далось мне довольно легко. Сейчас труднее. Так и хочется брякнуть: «Не боись, вытащим мы твою Имберис. Забацаем с ментором Ро своих наномехов, и будет железная старушенция снова читать свои лекции о прекрасном и бесполезном».

Возможно, я не удержался бы по крайней мере от намека, если бы не появление Юны Юны. Или даже явление – потому что при взгляде на нее, как всегда, возникает ощущение, что она в полушаге от бесплотности.

Когда Юна встает рядом, я с удивлением замечаю на смуглой щеке россыпь пятнышек винного