Читать книгу - "Война 2020. На южном фланге - Владислав Морозов"

В свой командирский ТКН-3 Елин хорошо видел, какой серьезный урон нанес селу предшествующий румынский артобстрел. И справа и слева на всем протяжении сельской улицы что-то горело, за толстыми стеклами танковых перископов и прицелов сквозь буйную зелень мелькали основательные каменные заборы и одноэтажные частные дома, некоторые совсем разбитые, а кое-какие относительно целые, лишившиеся только оконных стекол или части крыш. При этом отсутствие в пределах видимости трупов внушало танкистам некоторый оптимизм – вдруг местное население пострадало несильно. Хотя живых вокруг тоже особо не просматривалось. Только один раз, обогнав на повороте елинский танк, слева по улице в направлении окраины пробежали вдоль забора четверо пээмэровских солдат в разномастном камуфляже. Один пер заряженный РПГ-7, а остальные тащили в руках и заплечных мешках дополнительные гранаты. Гранатометчики свернули в какой-то узкий проулок и растворились среди зелени садов раньше, чем танкисты успели среагировать на их появление.

В остальном все было как-то рутинно. Румыны конкретно в сторону приднестровских танков и БМП пока что не стреляли, похоже, движение по центру села какой-то бронетехники все еще было для них полной неожиданностью либо они искренно полагали, что там ездят свои. А те, кто мог рассеять эти заблуждения, были немы и глухи.

Конечно, румынская артиллерия и минометы изредка били в сторону села, но целили куда-то южнее, видимо, по позициям расставленных среди окрестных виноградников противотанковых орудий. Это был «беспокоящий огонь» в чистом виде, и внутри танков разрывов этих отдельных снарядов было почти что не слышно.

– Впереди тачка! – подал голос по ТПУ механик-водитель командирской «шестьдесятчетверки» младший сержант Вася Шостак, сидевший за рычагами в своей «конуре» за стоявшими торчком в автомате заряжания по периметру погона башни снарядами.

– Что еще за тачка? – переспросил Елин, уже видя, что впереди прямо перед обвешанной коробками ДЗ лобовой броней и пушкой танка действительно возникает что-то грязно-белое.

– Да вон, сам же видишь! – уточнил мехвод.

Спасибо, что не сказал что-нибудь вроде «разуй шары», подумал Елин. Солдаты армии ПМР последних призывов, как и весь нынешний, родившийся в мутные времена, когда и им и их родителям, по замыслу различных представляющих «золотой миллиард» теоретиков, уже вроде бы вообще не полагалось не то что рождаться и размножаться, но и вообще жить на свете особо не стоило, «молодняк» так или иначе неизбежно проявлял в своей речи и поступках некоторые врожденные особенности, характерные для провинциальных гопников. Это была общая проблема постсоветского пространства, порожденная «болванской» системой образования, а также всеобщей и планомерной быдлизацией народонаселения 1990-х годов. Увы, но с последствиями этого глобального бедствия уже не могли бороться ни поседевшие от такого горя педагоги, ни видавшие все суровые армейские прапорщики. Впрочем, Елин и сам вышел из таких причерноморских гопников. Только он был чуть постарше и успел нахвататься на краткосрочных офицерских курсах в Тирасполе кое-каких танкистских «верхушек», что повышало его авторитет в глазах подчиненных, но отнюдь не делало его слишком образованным человеком.

Переспрашивать мехвода во второй раз Елин не стал. Да, действительно, впереди показалась тачка. А если перевести с разговорного на общечеловеческий – легковая автомашина. Очень старые «Жигули», «пятерка» или «семерка», универсал. Скособочившаяся машина стояла прямо посреди дороги, со спущенными шинами и распахнутыми настежь дверями. Стекла «жигуля» были либо начисто выбиты, либо покрыты сеткой крупных трещин, а в капоте и кузове тачки можно было рассмотреть десятка полтора рваных дыр разного диаметра. Слева от машины просматривалась свежая воронка от снаряда или мины. Ехали-ехали, а тут в пяти метрах от них бахнуло – да так, что вынесло железные ворота во двор, перебило трубу газовой магистрали (слава богу, что подача газа была перекрыта накануне, иначе пожаров в селе было бы значительно больше) и разобрало на кирпичики изрядный кусок забора… На земле, в двух шагах от водительской двери «жигуля», среди каких-то разлетевшихся в беспорядке баулов рыночно-челночных форм и расцветки неподвижно лежал лицом вниз раскинувший руки толстый мужик в серой, перепачканной чем-то красно-коричневым майке и синих трениках. Земля под мужиком тоже была влажной и коричневатой… На заднем сиденье слева в машине просматривался кто-то еще, тоже без явных признаков жизни, судя по темным брызгам на остатках заднего стекла. А вот и первые жертвы. Елин не смог сразу вспомнить, были ли у кого-то из его взвода родственники здесь, в Гыске…

Между тем Т-64 остановился, свистя и ворча двигателем на холостом ходу.

– Командир, чего дальше робыть? – поинтересовался Шостак. – Давим, что ли, или как?

– А оно нам надо? Уйди вправо, лошара, делов-то, – ответил Елин на понятном механику-водителю языке, и танк, объезжая машину и покойников с грацией слона в посудной лавке, вломился в чей-то сад, сминая забор и валя фруктовые деревья.

– Плохо видно, – деловито доложил наводчик командирского танка сержант Данил Рамонь, бритый налысо (этого обстоятельства сейчас не было видно из-за великоватого танкошлема) юноша, чьи руки от кистей до плеч украшали «высокохудожественные» татухи (среди этих нательных изображений преобладали такие очень уместные элементы молдавско-бессарабского фольклора, как драконы и какие-то псевдовосточные иероглифы и орнаменты), пока танк пробирался через заросли, и добавил:

– Вот подберется сейчас к нам вплотную какой-нибудь злобный огр или гоблин с РПГ, и писец. Мы же его, в натуре, в упор не заметим…

– Начальство сказало, что не должно у них тут быть никаких гоблинов в засаде, разве только наши гоблины чегой-то напутают, – как мог успокоил Елин свой экипаж и, желая слегка разрядить обстановку, спросил: – Пацаны, а кстати, какая, по-вашему, должна быть самая распространенная румынская фамилия? Только не говорите, что Ротару…

– Пэрдэ Безтрэску? – предположил пошлый Рамонь.

– Не, наверное, Спозаранку или что-то типа того, – предложил обладавший несколько более развитой фантазией (по слухам, он что-то такое иногда покуривал, в свободное от службы время) Шостак.

– Вообще-то мне наш учитель Аурел Никодимович как-то говорил, что Руссу, – предложил отнюдь не свой вариант Елин.

– Командир, у твоего Аурела Никодимыча еще лет десять назад крышу конкретно сорвало, такое впечатление, что он с девяностых мохнатых годов не просыпается или вообще в какой-то параллельной матрице живет, раз частенько Горбачева и Снегура вспоминает, – ответил Рамонь и добавил по сути дела: – Не-е, Руссу ни разу не смешно, слишком просто, а вот Занавэску, Стамэску или Форточку – это прикольнее…

Экипаж при этих словах сдержанно захихикал.

– Рубин, я Агат, – возник в наушниках танкошлема Елина голос младшего лейтенанта Годячко, командира одного из двух Т-64БВ елинского взвода. – Командир, вы зачем свернули, мля?

– Тактический маневр, Агат, не давить же покойников…

– Вон оно как… Тады понял тебя, Рубин. Да, вот еще че: докладываю, я метрах в трехстах, справа от вашей кормы. Впереди, метрах в шестистах передо мной, вроде какая-то движуха. Может, танк копошится или что-то типа того. Мне че-то плохо видно, там дом горит…