Читать книгу - "Омега. Ты родишь мне сына - Алисия Небесная"

этом лесу пах не хвоей — кровью. Болью.

— Я всегда заканчиваю сам. Особенно когда это касается моей семьи.

Он хрипло усмехнулся.

— Семья… Ты правда думаешь, она твоя? Только потому что ты оказался рядом? Потому что родила твоего ребёнка?

Я молчал. Волк внутри рвался вперёд, рвал связки, требовал — мести. Но я держал его. Пока держал.

— Она принадлежала мне, Артём, — тихо сказал Роман. — Всегда. Ещё до вашего “воскрешения из пепла”. Я знал её с детства. Хотел жениться. Был рядом, когда у неё всё рухнуло. Но она выбрала не меня. Она выбрала Олега. Слабого. Труса.

— Ты убил его. И чуть не убил её.

— Я сделал, что должен, — прошипел он. — Хотел убрать слабость. Волчица должна быть при альфе. Но она смотрела на него, как будто он — солнце. А теперь ты занял его место. Только ты не понял: она не твоя.

Я сделал шаг. Один. Медленный. Встал так, чтобы ветер не мешал взгляду.

— Ты решал за неё всё. Всю жизнь. Убрал мужа. Хотел забрать ребёнка. И чуть не убил её снова.

— Я хотел спасти её от самой себя! — взревел. — Ты не понимаешь, каково это — видеть, как твоя омега гибнет в чужих руках! Ты не знаешь, что это значит!

Я сжал кулаки. Но голос был ровным:

— Я Уже держал на руках умирающую волчицу. Уже слышал, как обрывается то, что должно было стать новой жизнью. Тогда это сделала другая стая — и я стёр её с лица земли. Но если ты думаешь, что я позволю это повторить — хоть на миг, хоть в другом обличье — ты плохо меня знаешь. На этот раз ты не успел. И не успеешь. Никогда.

— Потому что ты живучий сукин сын, — зло усмехнулся он.

— Нет. Потому что я — её выбор. Её защита. Её Альфа.

Он бросился первым. Без предупреждения. Как всегда. Его стиль — ударить первым, надеясь на эффект неожиданности.

Но я ждал.

Он ударил — я поймал его руку, развернул, врезал локтем в шею. Мы рухнули в грязь. Волчьи рефлексы вырывались наружу. Он рвался, пытался освободиться — но был медленнее. Его ярость — рваная, истеричная. Моя — холодная. Он кричал — я рычал. Он рвался — я ломал.

— Хотел войти в историю? — прошипел, прижимая его к земле. — Войдёшь как тот, кто напал на беременную омегу. На чужой территории. И умер, как пёс

Я вгрызся в его шею. Волчья форма, частичная, дала мне силу. Он захрипел. Дёрнулся. Один раз. Потом — затих.

Я встал. Долго смотрел на тело. Ветер сорвал с ветки листву — и прижал её к грязи. Как и его.

Не чувствовал облегчения. Только тишину.

Вернулся в клинику к утру. Солнце только поднималось, розовым прорываясь сквозь стеклянные стены. Медсестра узнала меня сразу. Я прошёл мимо.

В палате было полутемно. Она лежала, прижав к себе малыша.

— Ты вернулся, — прошептала Юля, не открывая глаз.

— Я всегда возвращаюсь, — сказал, опускаясь на край кровати.

Тишина. Та, что не бывает в больницах. Только мягкий свет, шелест вентиляции, приглушённые шаги где-то в коридоре. Просторно. Спокойно.

Палата — «люкс»: мягкие шторы, удобная кровать, кресло у окна, детская колыбель рядом. Но он не в колыбели. Наш сын — у неё на груди, под белым пледом. Крошечный, тёплый, с кулачком, который она бессознательно гладила пальцем.

— Всё хорошо? — почти шёпотом.

Я кивнул.

— Теперь — да.

Провёл рукой по её волосам, убрал пряди с лба. Взгляд скользнул на малыша. Он спал, разомлев от её тепла. Щека прижата к груди, ресницы едва заметны.

— Он такой маленький, — прошептала Юля, не отрываясь от сына.

— Но крепкий, — ответил я. — Явно мой.

Юля улыбается. Без слёз, без слов. Просто смотрит — с теплом, с доверием, с той усталой нежностью, что бывает только у женщин после родов.

— Посмотри на него, — шепчет. — Всё в тебе. Брови, рот. Даже выражение лица.

Я улыбаюсь. Осторожно. Почти растерянно. Столько лет внутри была пустота. Теперь там — сердце моего сына.

— Пусть хоть взгляд будет твой, — говорю, глядя на Юлю. — Остальное — пусть будет моё. Я справлюсь.

Она смеётся. Тихо. Тепло. Прячет лицо в подушку. И это — самый правильный смех, который я слышал.

Юля гладит малыша по щеке.

— Он будет упрямым, — шепчет. — И добрым. Я чувствую.

— Таким и должен быть, — отвечаю. — А главное — он не один.

В палате тихо. Тишина не пугает. В ней — покой. Всё, что должно было сгореть — сгорело. Всё, что нужно — здесь. Дышит. Живёт. Растёт.

— Поспи. Тебе силы нужны, — тихо говорю, укладываясь рядом.

Юля не отвечает — только вздыхает и сжимается, прижимаясь ко мне спиной. Я обнимаю её аккуратно, стараясь не задеть малыша. Тепло. Тесно. Но по-другому сейчас нельзя. Волк внутри затихает только тогда, когда чувствует их рядом.

Маленький спит, уткнувшись щекой в грудь матери. Кулачки сжаты. Тихий, едва уловимый вдох. Я слушаю, как он дышит. Слышу Юлю. Слышу себя.

Всё — как надо.

Эпилог

Прошло три года. С тех пор, как в роддоме он впервые заплакал — крошечный, сморщенный, громкий. Сейчас он — совсем другой. Уже не малыш, но ещё не совсем волк. Сегодня важный день. Его первый оборот.

Мы вышли во двор — ближе к лесу. Здесь тихо, за домом, только деревья, тишина и ветер. Всё подготовлено. Я держу плед, сердце колотится в груди, как в тот самый день. Рядом — Артём. Его взгляд сосредоточен, движения выверены. Он готов. Он знает, как провести сына через это.

Мальчик стоит перед ним — босой, в свободной одежде. Щёки горят, в глазах — волнение. Тонкие пальцы сжаты в кулаки. Он упрямо держит взгляд отца.

Артём опускается на корточки, берёт сына за плечи.

— Не думай ни о чём. Просто дыши. Медленно. Ровно.

— А если не получится? — хрипло спрашивает Александр.

— Получится, — твёрдо говорит Артём. — Ты уже готов. Он в тебе. Ты просто дай ему выйти.

Сын кивает. В его взгляде — страх и решимость. Он закрывает глаза, глубоко вдыхает.

И почти сразу — тело начинает