Читать книгу - "Оборотень. Новая жизнь - Марк Даниэль Лахлан"

Френтон представлял собой средних размеров лечебницу, которую учредили согласно Закону об умственной неполноценности от 1913 года в загородном поместье (бывшем аббатстве), максимально удаленном от такого относительно густонаселенного графства, как Уорикшир. Данный закон ввели для того, чтобы полностью отделить сумасшедших от остального общества, и такие места, как Френтон, расположенные в отдаленной сельской местности, представлялись идеальными для этой цели.

Такая изоляция нужна была вовсе не для того, чтобы поберечь нервы здравомыслящего населения, а чтобы сберечь генофонд, не позволив безумию распространяться наследственным путем. Правительство не видело проблем в том, что психи разгуливают по улицам, – важно было не дать им воспроизводить себе подобных.

Френтон был первым местом в Англии, где начали эксперимент с добровольной стерилизацией умалишенных, хотя кое-кто в правительстве предлагал введение более жестких мер. Даже сам Черчилль писал об «опасности для расы» и рекомендовал стерилизовать умственно неполноценных, чтобы защитить будущее потомство. Однако в Британии было много и тех, кто пошел бы в этом направлении на шаг дальше.

– И это приют для психически больных? – удивился Кроу, открыв глаза и увидев перед собой большой, огороженный низким заборчиком дом из песчаника с симпатичными французскими окнами. Было очевидно, что здание это выстроили еще до того, как машины вошли в широкое употребление и сюда была проложена асфальтовая дорога.

– Докторам больше понравится, если вы будете называть их заведение психиатрической лечебницей, – заметил Балби. – Приюты исчезли уже десять лет назад.

– Что, правда? – снова удивился Кроу.

– Да, и содержатся тут пациенты, а не сумасшедшие. Я сам допустил ошибки в терминологии, и реакция была такая, будто я подпалил это здание.

– Мир становится слишком чувствительным, инспектор Балби, – откликнулся Кроу почти автоматически: его рафинированные манеры и легкомыслие следовало на время заменить рефлексами.

– Что-то я не заметил, чтобы этому было много подтверждений, сэр.

Выйдя из машины, мужчины направились к парадному входу и, войдя внутрь через крепкие черные двери, оказались в водовороте разнообразных запахов – пахло политурой и древесиной, как в настоящем деревенском доме, в сочетании с дезинфицирующими средствами и рвотными массами действующей больницы.

Их встретил доктор в белом халате и со стетоскопом. Кроу знал кое-кого из представителей этого сословия, и ему казалось, что светила в области таких уважаемых направлений, как хирургия и терапия, сплошь носят твидовые костюмы. Психиатр же, жаждущий признания, предпочитал врачебную униформу.

Балби представил доктора, но Кроу не запомнил его имени – мысли профессора были заняты предстоящей встречей с Ариндоном. Визитеров провели внутрь здания по длинному коридору с паркетным полом. Это напомнило Кроу среднюю школу, хотя, исходя из его краткого опыта пребывания в ней, тамошние сумасшедшие носили квадратные академические шапочки и все обращались к ним «сэр».

Некоторые из местных обитателей бродили в халатах. Один мужчина выглядел совершенно нормальным и сидел себе спокойненько, читая газету, в то время как в каких-то трех метрах от него другой сидел на полу, обняв свои колени, и раскачивался из стороны в сторону, бессвязно причитая. Кроу видел такое в кино, но тогда ему казалось, что это происходит только на экране. Реальность, по идее, должна быть другой, но, увы, она была похожа на фильм Альфреда Хичкока.

Доктор показал визитерам дверь под лестницей – в большинстве обычных домов такие ходы ведут в погреб или бомбоубежище. Балби и профессор спустились по ступенькам. Тут воздух был гораздо более влажным и холодным, чем в помещении наверху.

Интерьер здесь был поновее: бетон и похожие на бункеры кельи с металлическими дверями, которые вели в освещенный электрическими лампами коридор. Кроу подумал, что от такой обстановки в сочетании с доносившимися из камер криками несчастных страдальцев нервы сдали бы у любого, даже самого здорового человека.

– Он в четвертом номере, – сказал доктор. – Я стараюсь не использовать камеры, оббитые матами, если этого можно избежать, но в данном случае, боюсь, без этого было не обойтись.

Кроу вдруг понял, что эти слова были адресованы ему.

– Ариндон до сих пор в смирительной рубашке? – поинтересовался Бриггс; инстинктивно ожидая нападения, он всегда был настороже.

– Сегодня утром он вел себя намного спокойнее и мы смогли снять ее с него, – ответил доктор. – Хотя он до сих пор находится под действием успокоительного. Сомневаюсь, что вам удастся от него чего-то добиться, несмотря на то что сейчас пациент выглядит немного более уравновешенным.

– Дайте мне его минут на десять, – ухмыльнулся Бриггс, – и я живо верну ему это самое равновесие, можете не сомневаться.

Балби неодобрительно взглянул на коллегу. Кроу не исключал того, что Балби мог бы ударить невменяемого, но радоваться при этом точно не стал бы.

– В этом не будет необходимости, офицер, – заверил констебля доктор.

– Этому типу нельзя доверять, – заявил Бриггс. – Я знаю этого парня и могу вам сказать: если он сошел с ума, в этом есть какая-то корысть. Держу пари, что он каким-то образом выяснил, что здесь происходит, и теперь попробует «толкнуть» нам это за вознаграждение.

– А он в данный момент разыскивается за совершение каких-то преступлений? – спросил доктор.

– Нет. Но если его выпустить и позволить ему околачиваться на свободе, то вскоре будет разыскиваться, – ответил Бриггс.

Доктор открыл створку смотрового окошка и заглянул внутрь.

– Ну вот, инспектор, я же говорил – он вполне спокоен.

Балби сначала посмотрел в окошко сам, а потом жестом подозвал Кроу.

Человек в камере смотрел прямо на дверь. На его лице было что-то вроде плотной спирали из вздувшихся бугорков, которая раскручивалась откуда-то из его всклокоченной бороды. Кроу вспомнил аборигена, которого показывали в цирке; профессор видел его там примерно в 1874 году. Конечно, так обращаются со своей кожей не только в африканских племенах. Аборигены, насколько припоминал Кроу, делают это, чтобы подчеркнуть свой социальный статус. А зачем это современному человеку? Для этой цели он может просто надеть дорогой костюм.

Ариндон и Кроу уставились друг другу в глаза.

– Форад! – вдруг воскликнул сумасшедший, указывая на профессора пальцем в каком-то футе от глазка. – Форад!

У Кроу перехватило дыхание: этот человек назвал его монстром. Но откуда Дэвид Ариндон знает древнескандинавский язык?

Кроу не нашел, что сказать, и поэтому продолжал пялиться на Ариндона. А к тому, похоже, вернулся здравый рассудок. Ариндон снова сел на пол.

– Не от меня, – вполне вразумительно сказал он по-английски. – Я не буду.

– Возможно, мне следует… – начал доктор, жестом показывая, что хочет закрыть створку окошка.