Читать книгу - "Планета-изгой - Олег Юрьевич Рой"

на меня так ошарашенно. Энигма – необычная планета. Я понимаю логику Фишера: он хочет пройти по следам Ройзельмана. Скорее всего, к нему попали какие-то данные о том, где искать эти следы на Земле, и он отправил своих людей на поиски. Вероятно, вы хотели бы, чтобы я бросил свои команды по их следам?

Гольдстейн кивнул.

– Не буду, – сказал Уорвик. – Не потому, что решил не подчиняться вашим приказам, просто у меня есть идея получше: мы опередим их. Пока они ищут путь к Энигме через Землю, мы стартуем туда с Марса.

– И куда же мы стартуем? – скептически ухмыльнулся Гольдстейн. – Я же вам говорю – ни одна станция, следящая за космосом, не обнаружила присутствия этой планеты…

– И не обнаружит, – кивнул Уорвик. – Иначе на нее уже организовали бы экскурсии. Однако есть некто, кто может определить пути небесных тел, скрытых от нашего взора.

– И кто же это? – заинтересовался Гольдстейн.

Уорвик пожал плечами:

– Не могу сказать. Да и какая разница? Завтра в это же время я покажу вам текущее место Энигмы на ее орбите. А потом отправлюсь туда с самыми лучшими из своих людей и попытаюсь договориться с Львом Ройзельманом о сотрудничестве.

– А вы уверены, что он до сих пор жив? – удивился Гольдстейн.

– Нет, – ответил Уорвик. – Он мертв. Но, как говорится в одной очень старой книге, то, что мертво, умереть не может.

* * *

Она ждала его, и более того: она была им довольна. Он понял это по отсутствию тягучей атмосферы страха, обычно встречавшей его еще на пороге. Но ему все равно было страшно: он знал, куда шел, а главное – к кому он шел. Его страх заменял ему благоговение. Ей нравился страх.

За порогом был коридор, вырезанный в этой скале еще до того, как были построены стены Ура и пирамиды Гизы. Стены коридора были такими ровными, что по ним можно было проверять точность лазерного уровня, и такими гладкими, что не чувствовалась даже текстура камня – словно ведешь рукой по толстому стеклу. Очень долго коридор был пустым и абсолютно темным, но ему не нужен был свет, чтобы здесь ориентироваться. Он знал это место так, как человек знает свое тело.

Затем стало светлее – свет исходил от флуоресцентных наростов, похожих одновременно на земные грибы и на нечто, чему место только в кошмарах. Эти растения едва заметно шевелились в такт движению Уорвика. Он знал, что их слизь может разъедать даже графен, даже кислотоупорные материалы. Эта слизь была аналогом желудочного сока – он растворял самую неподатливую органику, и светящиеся твари поглощали получившуюся смесь.

Флуоресцентные наросты образовывали на стенах причудливые, болезненные узоры. Вскоре между ними стали появляться глубокие ниши, наполненные чем-то напоминающим совершенно прозрачный лед. И внутри этих «ледяных» глыб застыли человеческие фигуры. Мужчины, женщины, дети; разных рас, в одеянии разных эпох, в том числе таких, о которых не имеет представления современная история. Особняком были люди в военной форме, в летных костюмах, в скафандрах с маркировкой давно ушедших в историю стран – СССР, США, КНР…

У некоторых было оружие – совершенно бесполезное здесь; другие были безоружны. Объединяло этих людей одно – жуткая гримаса нечеловеческого страха на лицах. Словно они в последний миг увидели нечто невыносимо кошмарное. Словно они, вмурованные в глыбы льда, который не был льдом, внезапно поняли весь ужас своего положения.

Словно они были живы внутри камня…

…и это было так! Все эти люди были живой коллекцией его госпожи. Многие из них могли бы умереть много веков или даже тысячелетий назад, но ее сила оставила им жизнь – ради их мучений. Ради их страха.

Он и сам мог бы пополнить ее коллекцию, но что-то в нем удержало ее голод, хотя голод аннкуна, наверно, самая неукротимая сила во Вселенной. Она предложила ему выбор, и он выбрал – слишком наглядной была демонстрация ее силы.

Обычно его встречали гончие его госпожи – существа, сами по себе способные довести человека до смерти от страха. Невозможно было даже определить их число, не говоря уж о том, чтобы понять, как выглядят эти существа – они постоянно менялись, как оживший ночной кошмар. Правда, по сравнению с той, что их направляла, они были лишь безобидными собачками. Нельзя сказать, что Уорвик привык к их обществу, но во всяком случае они не пугали его как раньше. Но сегодня он был избавлен даже от их присутствия.

Долгий коридор вывел его в большой круглый зал со сводчатым потолком, терявшимся во тьме. Зал уступами спускался вниз, к круглой площадке, в центре которой стоял прямоугольник из монолита, который, казалось, был изваян из самой глубокой космической тьмы. На ощупь этот камень казался живым, и Уорвик остерегался касаться его, хотя и не мог сказать почему.

Он спустился на арену и, вопреки своему страху, прикоснулся к теплой, как плоть, поверхности черного камня. По залу пролетел тихий шелест, словно вздох бесплотных душ тех, кто принял здесь самую мучительную из возможных смертей.

– Госпожа… – Она читала его мысли, она знала его, пожалуй, лучше, чем он знал сам себя, но он всегда обращался к ней вслух. – Вам известно мое затруднение…

Ответ пришел как мысль – чужая мысль, холодной гадюкой заползающая в его разум:

– Ты пообещал больше, чем можешь исполнить. Ты понадеялся на меня, на мою помощь – а если я откажусь помочь?

– Мне придется убить Гольдстейна, – ответил он не задумываясь. Общаясь с госпожой, нельзя обдумывать ответы. Она не любит этого.

– Ты переоцениваешь себя, Уорвик. – Ему показалось, что она смеется. Он не был уверен, что она умеет смеяться, но иногда ему казалось, что он слышит ее леденящий, нечеловеческий смех. – Ты такой же прах, как и Гольдстейн, и шансы на победу в вашем с ним противостоянии не определены. Но довольно игр: я помогу тебе, потому что это входит в мои планы. Более того – именно от меня Гольдстейн узнал об Энигме… как и ты.

– Почему? – спросил он.

– Потому что Энигма больше чем планета, – ответила госпожа. – Ты поймешь это, когда прибудешь туда. День Человечества кончается, должна наступить ночь, а жить в ночи дано не всякому. Радуйся – тьма избрала тебя.

– Я так вам благодарен… – начал он и вновь почувствовал ее смех.

– Мне не нужна твоя благодарность. Между мной и тобой пропасть, непреодолимая для тебя. Ты называешь меня богиней и правильно делаешь – для тебя я действительно богиня. Однако порой боги снисходят к смертным ради