Читать книгу - "Планета-изгой - Олег Юрьевич Рой"

еще до его рождения, но он так и не отважился войти в липкую тьму, пропитанную страхом. А вот Тед решился… наверно, это был пубертатный бунт. Его отец хотел сделать из болезненного, слабого Теда человека без страха. Почему? Может, потому, что он сам однажды прикоснулся к настоящему страху и не нашел в себе силы пойти дальше?

А Тед нашел – вопреки мнению отца. Тот всегда был им недоволен. Всегда видел в нем одни недостатки. Но Тед узнал тайну своего отца – то, что он, предыдущий кригскомиссар Марса, тщательно скрывал за высокими стенами Цитадели Сидония. В очередной раз смертельно разругавшись с Уорвиком-старшим, Тед сказал, что докажет ему свою крутизну. Докажет, что он бесстрашнее, докажет тем, что не отступит там, где отступил его отец.

Тем не менее он едва не повернул назад на пороге проема, за которым тьму, казалось, можно было потрогать руками, под насмешливыми взглядами человека и рептилоида. Едва не повернул, но не повернул и, сжавшись от страха в точку внутри себя, шагнул через порог.

То, что он считал страхом до этого шага, оказалось лишь легкой разминкой!

* * *

Он пропустил посадку и сидел в салоне марсолета долгие пять минут, прежде чем, очнувшись, встать и покинуть салон. Никто из экипажа не решался потревожить Теда Уорвика по прозвищу Василиск. Уорвика не просто боялись – он буквально вселял ужас. Ходили слухи, что Уорвик может убить кивком головы, и это было правдой, более того – в отличие от Фишера, эта способность Уорвика распространялась на всех, а не только на марсиан. На кремации отца (еще один бесполезный земной ритуал – Уорвик совершенно не понимал, зачем собираться во время рутинной процедуры утилизации человеческих останков) Уорвик встретился со всемогущим Фишером. Ее дар уже был с ним, и Уорвик решил проверить, распространяется ли его действие на того, кто сам повелевал жизнью и смертью…

И понял – распространяется! Религии на Марсе не было, по крайней мере официально. Неофициально жители Марса считали богом Фишера. Человека, прожившего, не изменившись, три века, человека, который способен остановить старение любого и даже повернуть процесс вспять, просто дав пригубить своей крови; человека, который, улыбаясь, может убить вас или заставить мучиться от одной из десятков тысяч болезней. Для марсиан Фишер был богом.

А Уорвик мог бы убить этого бога. Он мог сам, без чьей-либо помощи, кроме той, что дала ему она, убить весь Триумвират! Он мог стать тем, кем так мечтал стать Гольдстейн – единоличным диктатором планеты их изгнания. Мог… но на то не было ее воли. У нее были другие планы, более того, она даже испытывала к Фишеру некую симпатию. Потому Уорвик старательно делал вид, что находится над схваткой, не давая Фишеру с Кушниром расправиться с Гольдстейном, но и не позволяя тому расправиться с ними. Не сейчас.

К большому удовлетворению, андроид-камергер Гольдстейна повел его не в приемный зал, где сервировали завтрак Гольдстейну и его гостям, а в кабинет оберкомиссара. Значит, разговор пойдет исключительно о делах. Другого это, наверно, насторожило бы, но Уорвик был спокоен, как дохлый марсианский варан (легендарное животное, которого, правда, никто не видел ни живым, ни дохлым).

К кабинету Гольдстейна вел длинный пыльный коридор с большими окнами, закрытыми силовым полем. Но вездесущая пыль проникала и сквозь это поле, иначе наличие ее в коридоре объяснить было невозможно. Всю дорогу до кабинета Уорвик старался держаться подальше от своего спутника – он не любил андроидов, но принимал их как необходимое зло. Население Марса было слишком маленьким и слишком болезненным, чтобы можно было обойтись без синтетических людей, но оттого, что они были необходимы, симпатичнее в глазах Уорвика они не становились. К тому же она не любила андроидов…

Кабинет Гольдстейна был просторным и чистым, удивительно чистым для Марса. Центральную часть его занимал огромный мультимедийный рабочий стол, за которым было панорамное окно. Из окна открывался вид на «сад камней» – пустое пространство, по которому были хаотично разбросаны каменные глыбы причудливых очертаний. Вдали виднелась отвесная стена кратера, над которой грозно возвышались боевые башни, державшие под прицелом все, вплоть до высокой планетарной орбиты.

За столом, в удобном кресле, восседал хозяин кабинета. Шлема-черепа на нем не было – атмосфера в кабинете поддерживалась парой огромных стационарных фильтров, скрытых в стенах. По мнению Уорвика, это было блажью не просто бесполезной, но и опасной: если живешь на Марсе, не стоит привыкать к земному комфорту. Тем не менее он отстегнул свои дыхательные катетеры, едва двери за ним закрылись, – общаться без них было удобнее. Свист воздуха в катетерах раздражал не только Уорвика – именно благодаря ему возник знаменитый марсианский свистяще-шипящий акцент.

Над столом перед Гольдстейном вращался голографический образ планеты. Планета была Уорвику незнакома, но он и не был знатоком астрономии. Справа и слева от голограммы висели голографические таблицы с графиками и столбцами цифр – очевидно, описание параметров планетарной орбиты. Пока Уорвик преодолевал расстояние между столом и дверью, он вскользь ознакомился с этими параметрами… и понял, что такой орбиты у планеты быть не может – по определению.

– По вашему приказанию прибыл, – сообщил он, почтительно склоняя голову. Гольдстейн рассеянно кивнул, но кресла для Уорвика вызывать не стал, зато пара крохотных домашних роботов, поднявшись по ногам гостя до колен, занялась очисткой его суставов, что по меркам Марса было весьма значительным проявлением гостеприимства.

– Я выслал вам доклад о текущей обстановке, – сказал Уорвик, разглядывая сосредоточенное лицо своего шефа и по его выражению пытаясь угадать, какой дьявол марсианской преисподней заставил шефа вызвать его к себе. У Гольдстейна была непропорционально большая голова (не настолько, конечно, чтобы быть уродством, но и привлекательности ему это не добавляло), высокий лоб с залысинами, водянистые глаза непонятного оттенка – не то серые, не то зеленые, да еще и чуть навыкате, что порой придавало его лицу какое-то безумное выражение. Он носил бороду и усы – вещь на Марсе практически неслыханная, поскольку подбородок должен был быть чистым, ведь на нем находились шунты дыхательных и питательных катетеров и карманы, скрывавшие автономные фильтры. Впрочем, аугментика Гольдстейна была дорогой и намного более совершенной, чем у Уорвика, и ему не нужны были внешние слоты для подключения дыхательных аппаратов или фильтров – все это было биомеханически встроено в него еще в раннем детстве.

– Я с ним ознакомился, – ответил Гольдстейн, не глядя на Уорвика. – Вы, как всегда, на высоте. Но я пригласил вас вовсе не за тем, чтобы обсуждать текущие дела в