Читать книгу - "Планета-изгой - Олег Юрьевич Рой"

но не человеческий, а птичий. Внутри длинного клюва находятся мощный насос и фильтр-обогатитель; только благодаря им в атмосфере Марса еще можно как-то дышать. В воздухе очень мало кислорода и очень много углерода и других газов, в том числе опасных для человеческих легких.

Потом те, кто победнее, кое-как перелезают в экзоскелет. Уорвику этого делать было не нужно, экзоскелет в него был имплантирован. Правда, вечная пыль проникает даже в его металлические суставы, торчащие из-под кожи наружу, так что иногда то одна, то другая конечность Уорвика начинает «заедать», несмотря даже на то, что робот-техник тщательно очищает от пыли сочленения и смазывает суставы экзоскелета каждый вечер. После этого – кабина личной гигиены, ультразвуковой душ, тестирование имплантатов и их наладка. Потом завтрак, чаще всего уже на ходу.

Те, кто переселился сюда с Земли (их осталось около полутысячи из тех нескольких тысяч, что прибыли вместе с Фишером), устраивают из приема пищи какую-то церемонию: едят за столом, еду кладут на специальные приборы и поглощают с помощью специальных приборов. Но Уорвик родился уже на Марсе, он всего этого не понимал. Зачем? Зачем герметизировать комнату, насыщать воздух дорогим кислородом, защищать силовым полем от пыли стол с пищей? Пустая трата времени и денег! Можно прикрутить тюбик с питательным составом к пищевому катетеру и есть, если можно так сказать, прямо на ходу. Как он обычно и делал – у кригскомиссара Марса лишнего времени не было никогда.

С помощью коммуникационного имплантата, вживленного вместе с сурдокомпьютером прямо в кору его головного мозга, Уорвик получал доклады круглосуточно, даже во сне, потому, кстати, он всегда помнил, что ему снилось – его мозг продолжал работать даже тогда, когда полумеханическое тело Уорвика спало. Проснувшись, он начинал работу, еще не встав с кровати, решая те вопросы, которые не требовали его личного присутствия. Более серьезные проблемы, если они не были чересчур срочными, он оставлял на потом, предпочитая лично контролировать их выполнение.

«Человек слаб, – говорил его отец, – человек ленив, безответственен и необязателен. Человека надо держать в ежовых рукавицах. Хорошо, когда человек сам себя держит в ежовых рукавицах, но так бывает редко. Те, кто имеет власть над собой, не только имеют право на власть. Они обязаны властвовать».

В то утро, однако, все дела пришлось отодвинуть на задний план. К счастью, это было несложно, ведь Уорвик, по сути, заведовал возмездием, а медленное возмездие страшнее, чем немедленное, если жертва знает, что оно неотвратимо. Отложить дела пришлось потому, что поступил вызов от Гольдстейна. И Уорвик не мог его проигнорировать. Не потому, что боялся гнева Гольдстейна – вовсе нет. Оберкомиссар зависел от кригскомиссара куда больше, чем он думал. Фигурально выражаясь, Уорвик в любой момент мог вырвать дыхательные трубки из шлема-черепа Гольдстейна и наблюдать, как тот умирает, задыхаясь, но…

Зачем? Убрать Гольдстейна означало взять на себя ту часть работы, которую тот выполнял. С Гольдстейном Уорвик мог не беспокоиться о снабжении себя, своих людей, своей структуры – все это обеспечивала корпорация Гольдстейна. А если его убрать – придется заниматься всем этим самому, да еще и в состоянии глухой обороны от Фишера и Кушнира, которые, конечно же, захотят прибрать к рукам его империю. У Фишера есть своя служба безопасности, плюс ему подчиняются флот и армия. Кушнир также содержит силовую структуру, и весьма жестокую. Он даже прибрал под свое крыло каких-то земных изгоев, полумистических воинов‐одиночек из странного народа – японцев. Люди Уорвика пару раз сталкивались с этими синоби-но-мото и не всегда удачно для себя.

Пока во главе Оберкомиссариата энергетики и промышленности сидел Гольдстейн, риск прямой конфронтации с другими оберкомиссариатами был невелик. Члены Триумвирата, конечно, держали друг друга на мушке, но никто не спешил спускать курок.

* * *

Набросив поверх комбинезона силовой плащ, способный противостоять почти любому ручному оружию, кроме крафтового, которое встречается редко и стоит дорого, Уорвик вышел на взлетную площадку. Атмосферные полеты на Марсе – штука опасная ввиду разреженности атмосферы и постоянных пылевых бурь, но другого способа добраться от Сидонии до резиденции Гольдстейна в превращенном в крепость гигантском кратере Аргир, кроме как по воздуху, не было. Марсолет ждал его на катапульте, экипаж замер по стойке «смирно». Уорвик мысленно сверился со временем: между Сидонией и Аргиром разница ровно в час, он прибудет как раз к завтраку. При мысли о завтраке кригскомиссар поморщился – в знак особого расположения Гольдстейн мог пригласить его на трапезу, а Уорвик не особо жаловал лишенные практического смысла обряды. Гольдстейн тоже родился на Марсе, как и Уорвик, но всеми силами старался показать себя одним из избранных, таких как Фишер и его земные приближенные.

А это предполагало необходимость следовать бессмысленным на Марсе земным традициям вроде поглощения пищи в особом порядке. И самое противное, что Гольдстейн искренне полагал, что, приглашая за стол Уорвика, он оказывает тому великую милость.

На миг мир вокруг померк, так обычно бывало, когда магнитная катапульта разгоняла марсолет для взлета, но сейчас дело было не только в этом. Она дала о себе знать. Она была рядом всегда, но редко позволяла заметить себя. Она внушала ему свои мысли, но редко снисходила до того, чтобы позволять ему почувствовать это.

«Ты правильно мыслишь, Уорвик. Вы оказались здесь не случайно, вы не изгои; Нергал принял вас для того, чтобы, очистившись от всего человеческого, вы стали моим племенем, стали достойны принять в себя нашу сущность».

Он оцепенел, невидящими глазами глядя на проносящиеся внизу равнины Марса – лишь кое-где среди барханов возвышались чахлые, низкорослые заросли убогих растений, адаптированных для местных условий, но лишь с горем пополам научившихся здесь выживать. Он не видел всего этого: перед его внутренним взором вновь появилась высокая лестница, ведущая к проему в массиве скалы, и два Лика, охраняющих этот проем. Одно из лиц было человеческим, второе – гуманоидным с чертами пресмыкающегося. А в проеме между ними клубилась тьма, и он знал, что эта тьма пропитана страхом, как губка уксусом.

Даже спустя много лет он все равно чувствовал этот страх. Потому что страх – это ее второе имя. За все нужно платить. Он подарил ей свой страх, и за это получил часть ее божественного могущества.

– Мы пересекли долину Нергал, – сообщил пилот марсолета.

Уорвик вздрогнул, его взгляд сфокусировался. Внизу змеился огромный, многокилометровый разлом, он был похож и непохож на тот, в котором Уорвик познал самый большой свой страх и обрел свою главную силу. Его отец нашел это место – очень давно,