Читать книгу - "Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства - Александр Нерей"

Ещё какого-то Айболита из меня сделали. Коровий и овечий доктор-ветеринар. Не захотел антилопу кушать, тогда получи другое поголовье убогоньких. Ещё и не смотри, не слушай. Больно надо.

А окорок, всё равно, прислала. Наверно, от другой зверюги. Отобрала у браконьеров и… И теперь Павел кряхтит-пыхтит в сарае не только над неркой, а ещё и над мясом неведомого зверя.

Льдом где-то разжился. Или Семалия ему наморозила? Могла и с северного полюса кусок айсберга притащить. Сегодня не буду его в параллели засовывать, повременю. Пусть с ярмаркой своей разберётся. Фрукты и овощи со всего белого света в гости пожаловали.

Что же там за календарь такой в южном полушарии? У нас… Здесь у них весна, а там, получается, осень? Бред. Или не бред? В тропиках жара? Жара. На юге… В Антарктиде холодно. Полюса мёрзнут, а экватор от жары изнемогает? Может, для этого земля кружится, чтобы нигде не закипело и не замёрзло?.. Ага. Семалия ошпариться боится.

А если нет в какой-нибудь Афинии Павла с Нюрой? А если…» — перестал я бродить по закоулкам фантазий и опасений, и переключился на вернувшегося деда.

— Старый, а когда ты впервые услышал свою Семалию в голове? — начал издалека, надеясь на откровенный разговор с хлебнувшим чудес дедом.

— Как только у Яшки колдовскую силу забрал, так сразу же и услышал, что наделал, — признался дед.

— Мать честная! А Николай, как же? Пелагеи сын? Он не забрал у Ясеня ту черную книгу? Кошек ты тоже сам ловил? — ошалел я от новостей двоюродного мира.

— Каких ещё кошек? Какую книгу? Меня тот колдун позвал, я и соблазнился. Пришёл и, не разбираясь, за руку его схватил. А он, возьми и пеплом развейся. Это мне и было наукой. Сразу заголосило в голове. В то же мгновение. А потом инопланетники чудные не заставили себя ждать.

Поначалу казалось, что бесы за меня взялись. А после бесед с визитёрами осознал, что не только есть человеки, но и другие калеки. Поумней нашего брата бывают. Потом попривык. Конечно, покуда ты не явился.

— Так ты про Николая ничего не знаешь? Угодника в ваших мирах нет, что ли? — пристал я с расспросами о кровном и наболевшем.

— Как не знаю? Знаю. Христов помощник был, — ответил дедуля, не сообразив, о каком угоднике я спросил.

— А про… У вас в мире сейчас нет такого? Молодой и на мотоцикле? На Харлее американском никто не тарахтит? — продолжил я терять остатки надежды на встречу с параллельным дядькой.

— Знаю, что у Бога помощников много. Но на мотоцикле… Может, бывают и такие.

— Значит, нет дядьки? Не нравится мне это. Угодника нет, Стихии нет, Природы ейной нет. Байка Давидовича тоже нет. Никто православным ни веточкой, ни букашкой, ни светом добра и жизни не помогает. Никто мотоциклетные песенки не распевает…

Страшно становится. Страшно. Даже не хочу дальше расспрашивать, — отмахнулся я от деда с его калечным миром.

— А мне не поведаешь, что там за веточки и свет? — теперь Павел прицепился ко мне.

— Босвеллия такая в Омане, Йемене и Сомали растёт. Из смолы её ладан делают. Или её смола уже ладан? Так вот. Наши миры приспособили те веточки для особых знаков. Ими и через сами миры пробираться можно… В соседские, то есть. И всякие чудеса делать.

А свет из головы людей. Как нимб на иконах рисуют. Такой свет у нашего Угодника из головы сияет. И люди им согреваются. Душами согреваются и делятся им с роднёй, с соседями. А чтобы этот свет Угодника не заканчивался, его к родственникам… К потомкам на побывку пускают.

Он с ними песенки поет, стишки рассказывает, и плацебо… Вместо…

Точно. Это они воду простую пили, а думали, что самогон настоянный на дурмане. Вот чуди-люди. Плацебо и есть… Как он говорил, думают, что это то-то и то-то, а сами воду лакают и хмелеют.

— Так ты что, родственник самого Угодника? Потомок? Он домой к тебе приходит?.. — взорвался Павел от моих откровений.

— Нет, конечно. Я… Слышал о таком. Видел, как с другими происходило. И мотоцикл у него, и костюм чёрный космический. А ты сам, что, никому не помогал? Свет такой из головы не дарил? Может, просто, не видел свой свет? — решил я сменить объект пристального стариковского внимания.

— Куда уж мне, — начал отнекиваться контактёр.

— Руки, где изуродовал? В НКВД пытали?

— Скажешь тоже. В армии… На флоте, точнее. После разборок насчёт школы и молитв, арестовали и на флот отправили. В Петроград. Сначала пушкарём служил, комендором, значит. «БЧ-2» называется. А как прознали, что грамотей и пишу аккуратно, в кутузку и мутузить. Чтобы в секретку после спровадить. У чекистов писарем служить. Отказался. Я же из этих… Ну, ты, наверно, и так знаешь…

— Из дворян. Продолжай. Об этом я в курсе.

— Из них. Потомок Семёна Сопихи. По-нашему Сапеги. Только, как знаешь, у меня другая фамилия. «Ах, ты из польских шляхтичей, значит, будешь Ляшенкой», сказали комсомольцы и пачпорт оформили. Отказался я в писари, значит. И правильно сделал. Там наш брат больше полугода не задерживался. Чуть что не так… Нет, не к стенке, как у береговых, а на корму и расстрелять.

В общем, по рукам прикладом и кованными каблуками постучали. Переломали все косточки, за отказ на благо родины… Сознание-то сразу потерял. Поэтому за ноги привязали и в Балтику окунули. Вроде как, ненадолго собирались, чтобы кровь унять. Но я так несколько часов телепался. Руки чуть ли не по локоть в воде, а ноябрь месяц на дворе.

Когда очухался, и артрит, и артроз, и контрактура… Букет целый из болезней. Потом, через полгодика, после гошпиталя комиссовали. До войны дело было. Так с тех пор и бедую. Пенсионерствую.

— Нос тогда же сломали?.. Ладно-ладно. Хватит вспоминать. Спасибо тебе за рассказ. Завтра утром пойдём к соседям, — решил я закончить воспоминания и перешёл к планам на ближайшее будущее.

— Мясо и рыбу раздавать? Родите… Мира обещалась приглядеть за запасами. Получается, что раздавать, вроде как, незачем, — выдал дед секреты общения с Семалией.

— Не к твоим соседям по улице, а в соседние миры. Знакомиться с