Читать книгу - "Сделай сам 4 - Константин Николаевич Буланов"

После этого два десятка выживших нижних чинов погнали пешим ходом в очередной фольверк, где уже квартировали сами немцы. Мою же бессознательную тушку привезли сюда пятью часами позже с капитально перебинтованной окровавленными бинтами головой и жестами приказали ефрейтору присматривать за офицером — то бишь за мной, болезным.

И на этом всё!

Ни что творилось у всех прочих подразделений нашего батальона, ни что случилось с моими непосредственными сослуживцами из эвакуационного взвода, Бирюков не знал. На все вопросы лишь пожимал плечами и бубнил о собственном неведении. Других-то пленных тут не наблюдалось вовсе. Что с одной стороны сильно радовало — ибо прочий наш народ вполне себе мог успешно отбиться. С другой же стороны изрядно печалило то, что для некоего прапорщика Яковлева война, блин, началась вот так совсем хреново. По-другому и не скажешь, даже если сделать скидку самому себе.

На этой невесёлой мысли мои физические силы совершенно иссякли, отчего я вновь уплыл в спасительное бессознательное бытие.

Следующее же моё пробуждение оказалось гораздо менее приятным в плане физического комфорта, которого не ощущалось вовсе. Ощущался только дискомфорт. Даже по сравнению с былым сараем!

А всё дело обстояло в том, что телега, на которой немцы транспортировали мою не ходячую тушку, сперва начала сильно дёргаться и покачиваться, скрипя при этом совершенно безбожно, а после вовсе получила сильный удар в борт и под треск этого самого борта улетела куда-то с дороги. Во всяком случае, я именно так прочувствовал всем своим телом последние минуты её существования.

Да! Следовало добавить, что всё это происходило под какофонию грохота массовой ружейно-пулемётной стрельбы, испуганного ржания десятков коней и сыпавшихся со всех сторон проклятий с матюгами.

Виной же всему происходящему было истинное чудо! Прямо как в пока ещё не существующих американских вестернах, из-за холма в последний миг появилась кавалерия. Своя! Та самая, что «броневая».

Как мне впоследствии в красках и деталях поведал ефрейтор Бирюков, со стороны всё это действие выглядело более чем эпично. Казалось бы, в одну минуту никого в округе нет, как того суслика, что всегда за нами всеми наблюдает, оставаясь незамеченным, и тут вдруг, хоп, и резко вырастают, словно из-под земли, этакие приземистые стальные жуки, несущиеся сбоку совершенно неконтролируемой волной на немецкую колонну.

Вот так мне вышло побыть военнопленным на протяжении почти полутора суток. Что в условиях боевых действий в Восточной Пруссии, как оказалось, стало едва ли не нормой для многих.

То наши брали немцев в плен тысячами, то следующие немцы успешно разбивали наши части, освобождая своих пленных и пленяя тысячи русских солдат. А через день-другой, уже этих новых немцев догоняют и громят свежие силы русских войск, тем самым переворачивая статусы солдат и офицеров противостоящих сторон с ног на голову.

Мне даже после вышло в госпитале полежать с одним пехотным офицером, успевшим дважды попасть в плен всего за неделю боёв и в результате оказавшегося всё же на свободе.

Вот как оно бывает на войне! А потому на ней ни от чего не зарекайся.

Для вашего же покорного слуги боевые действия покуда подошли к концу, поскольку по черепушке мне прилетело очень знатно. Голова, конечно, кость и болеть теоретически не может, но вот трескаться вполне способна. Кость ведь! Что с неё ещё возьмёшь! Вот я и заработал себе трещины в бедовой черепушке.

И нет, тот самый удар, что я почувствовал последним, сидя в танке, был не от поражения вражеской пулей, а от хлопнувшегося мне на макушку бронелюка. Который мог бы меня вовсе пришибить, если бы не смягчивший удар танковый шлем — тоже привнесённый мною в обиход военных.

Какой-то неизвестный немец всадил пулю чётко в стопор, удерживающий люк в открытом состоянии, и тот не замедлил закрыться гравитационным способом — то есть просто захлопнулся под своим собственным немалым весом. Хорошо, что в тот момент моя рука с пистолетом была убрана внутрь танка, иначе в ней все кости могло бы раздробить. А собирать костяшки обратно в одно целое ныне, вроде, не умели.

Но если моё личное присутствие в войсках пока закончилось до полного выздоровления, то созданные моим гением машины меня не подвели.

Уж не помню, чем именно закончились все эти первые бои с германцами в истории моей прежней жизни. Вроде как, ничем хорошим для России. Однако здесь под 500 танкеток нашей гвардейской дивизии задали жару всем.

Бронированные, вооружённые пулемётами, играючи прорывающие поставленные на скорую руку проволочные противопехотные заграждения и способные пройти за сутки под 150 километров пути, они легко выбивали вражескую пехоту из устроенных на скорую руку полевых укреплений. А после гнали в тыл, где, либо тех пленили подоспевшие мотострелки, либо рассеивали на совсем мелкие группы, не способные к дальнейшему сопротивлению.

Потери от вражеского артиллерийского огня, механических неисправностей или же аварий при недостаточно внимательном вождении составили, конечно, много. За первую неделю боёв аж треть всех танкеток оказались уничтожены, либо капитально выведены из строя. Но такова была цена победы.

Ведь в тот день, когда такая вот танкетка с ходу протаранила телегу, в которой меня пленного везли, и тем самым даровала мне свободу, многие сотни её товарок, попутно разгромив остатки немецкой 1-й кавдивизии, обрушились с севера на левый фланг 1-го армейского корпуса 8-й германской армии. И полностью тот разгромили за 2 дня непрерывных боёв! Чему, следовало отдать должное, в том числе способствовала и наша гвардейская кавалерия — та, что обычная, успешно взявшая Инстербург, тем самым перерезав главный путь отхода большей части немцев.

В свою же очередь этот неожиданный успех дал возможность генералу от кавалерии Ренненкампфу, командовавшему 1-й армией Российской империи, не только почти полностью уничтожить 1-й армейский корпус немцев, но и разгромить занимавший позиции южнее него 17-й армейский корпус всё тех же самых немцев.

Да, при этом русские войска и сами понесли солидные потери. Из 6 брошенных в сражение пехотных дивизий 2 обескровились совсем, лишившись до половины своего боевого состава. И остальные тоже заплатили свою кровавую десятину ранеными и убитыми.

К тому же от совсем уж окончательного разгрома немцев спас вовремя подошедший к театру боевых действий их 1-й резервный армейский корпус, контрудар которого по российской 30-ой пехотной дивизии, два полка которой вовсе обратили в бегство, позволил выйти из захлопывающейся ловушки остаткам 17-го корпуса. Но всё