Читать книгу - "Машина желаний - Роберт Шекли"

Я спросил у них:

– А кто же занимается исследованием ткани?

– Гильо. Да-да. Но наш фонд сумел воспрепятствовать разглашению его перевода и вернуть ткань. Она, как вы понимаете, принадлежит Эриксу. Она – часть его субстанции.

– Вам известно, что на ней написано?

– У нас есть на этот счет свои соображения.

– Ну и?

– Если вы думаете, мистер Далтон, что я вам отвечу, то вы заблуждаетесь. Перевод будет предан гласности, когда настанет время.

– А когда оно настанет?

– Нам сообщит это сам Эрикс.

Ну, мы стояли там и смотрели, как одни бросают костыли, а другие вопят: «Я вижу!» – и всякую такую чушь. После чего они отвезли меня назад в Обитель Эрикса на действительно первоклассный банкет в мою честь. И вот после банкета Эренцвейг сделал мне предложение, как я того и ждал.

Мы расположились с сигарами и коньяком в сверхроскошном салоне. Сначала мы сидели там целой компанией – я, и Эренцвейг, и еще с десяток других, видимо, важных шишек в их организации. Затем все они ушли, будто по сигналу, и Эренцвейг начал:

– Вероятно, вы недоумеваете, мистер Далтон, какое все это может иметь отношение к вам.

– Да, этот вопрос мелькнул у меня в голове.

– Если я верно понял ваш характер, – продолжал Эренцвейг, – вы, я полагаю, будете не прочь получить деньги. Достаточно большую сумму. Или я слишком прямолинеен?

– Вовсе нет. Я всецело за прямые разговоры и веселое житье.

– Превосходно. Мы можем предложить вам и то и другое.

– Веселое житье, – произнес я задумчиво. – Означает ли это наличные денежные знаки, или мне заплатят религиозной монетой?

Эренцвейг улыбнулся:

– Мы прекрасно знаем, что вы неверующий. И отлично. От вас этого не требуется. Вас не смутит, если мы используем вас как провокатора?

– Нисколько. За хорошие деньги – пожалуйста!

– Превосходно. Я ценю вашу откровенность.

– В таком случае вас не заденет, если я скажу, что считаю вашу веру в Эрикса собачьей чушью, раз уж на то пошло.

– Нисколько не заденет. Мы живем в новое время, мистер Далтон, и современная религия проверяется ее действенностью, а не тем, что она сулит. А религии вроде нашей обходятся без морали или этики. К божеству, подобному нашему, это не имеет никакого касательства. Эрикс, которого некоторые называют Великим Сатаной, более чем равнодушен к добру и злу, праведности и греховности. Он здесь ради одной цели. И только одной.

– И цель эта?

– Она станет всем ясна в свое время, – пообещал Эренцвейг. – Я предсказываю, что вы уверуете. И очень жаль, потому что мы потеряем жизнерадостного и циничного плута.

– Лестью вы ничего не добьетесь, – парировал я. – Если только не сопроводите ее кругленькой суммой. И не заботьтесь о девочках для меня. Такими частностями я займусь сам.

– Ах да, деньги! – воскликнул Эренцвейг. – Как вы восхитительно прямолинейны. Но я был к этому готов.

Он достал из внутреннего кармана бумажник, вынул пачку стодолларовых купюр и отдал мне.

– И это вся моя плата?

– Разумеется, нет. Мелочь на карманные расходы. Мы намерены заплатить вам гораздо больше, мистер Далтон.

– И что я должен делать?

– Просто беседовать с людьми.

– Лекции читать?

– Называйте это, как вам угодно.

– И что же вы хотите, чтобы я им говорил?

– Что пожелаете. Можете рассказывать, как вы нашли Эрикса. Но ограничиваться этим не обязательно. Расскажите им о себе. О вашей жизни. Поделитесь с ними вашим мнением.

– Да кому интересна моя жизнь?

– Интересным будет все, что вы скажете. В нашей религии, мистер Далтон, вы занимаете важное место.

– Я же говорил вам, что не религиозен.

– Это не редкость среди культовых фигур. Веровать люди начинают позднее. Но первые, те, кто стоял у истоков, вовсе не обязательно привержены вере. Очень часто бывает как раз наоборот.

– У меня есть место в вашей религии? Иуды, может быть?

– Не менее важное, но иное. Мы называем вас, мистер Далтон, Последним Адамом.

Что-что, а трепаться я всегда умел, и мне плевать было, называют они меня Последним Адамом или Первым Прохиндеем. Или Шестнадцатым Ллевелином, если на то пошло. Имя ведь просто еще одно вместилище для ходячей кучи дерьма, называемой человеком, ты уж извини. Но ведь ты всю жизнь слушала выражения и покрепче, а, Джули? Так говорили твой отец, твоя мать и все твои друзья. Сплошь богохульники, верно, куколка? И ты с самого начала знала, с самого что ни на есть начала, что в этом мире только одно имеет смысл: грести под себя, жить всласть и оставить напоследок благообразный труп. Мы же с тобой похожи как две капли воды, Джули. Вот почему ты так меня любишь.

Ну и когда я начал свои выступления в Сиэтле, то больше говорил про тебя, Джули. И начали меня спрашивать: кто такая эта Джули, по которой вы с ума сходите? А я всегда отвечал, что она девушка моей мечты и она знает, как все обстоит на самом деле. То же самое я говорил девочкам и дамочкам, помогавшим мне коротать это время, а их хватало с избытком. Я же был знаменитостью, понимаешь. Я был Далтон, тот, который нашел Эрикса.

Благодаря Эренцвейгу и его компашке другие тоже начали сознавать всю мою важность. И платили мне много, и воздавали мне дань уважения.

– Мы намерены перекрыть все рекорды, поставленные вашей алчностью, Джон, – как-то сказал мне Эренцвейг. В шутку, я думаю. Но он это осуществил. Продолжал осыпать меня деньгами, а я продолжал покупать всякую всячину, и людей, и снова всякую всячину. Отводил душу, позволь сказать тебе. И до того все было у меня хорошо, что я довольно долго не замечал: все больше людей умирает.

Когда тебе хорошо, как было мне, то вроде и не видишь, что там происходит с другими. То есть поглядим правде в глаза: кто думает о других людях, когда надо кормить и ублажать себя? И как бы тебе ни было хорошо, всегда ищешь чего-нибудь получше, верно? Ну, я и не обращал внимания, что там творится вокруг. Я про нарастающую смертность. Конечно, огромная трагедия и все такое. Но я не мог не думать, что оно по-своему, по-жуткому, было к лучшему, потому что недвижимость дешевела. И конечно, меня не слишком интересовало, отчего это происходило.

Очень многие винили Эрикса. Вот тебе люди в полный рост. Всегда винят кого-нибудь или что-нибудь. И даже ученые из тех, которые жаждут увидеть свою фамилию в газетах, утверждали, что Эрикс – живой организм неизвестного