Читать книгу - "Новое дело - Никита Киров"

ей тогда не испортишь, как и она — тебе. Подумай.

Он молчал, глядя куда-то перед собой.

Я же прошёл на кухню, включил чайник. К чаю ничего особо не было — только хлеб и масло в морозилке, которое замёрзло, и его не намажешь.

Когда чайник вскипел, я налил чай в две кружки и прикатил Самовара на кухню.

— Помнишь, — спросил я, — что ты не верил, что человек может спать стоя или прямо на ходу? А потом сам вырубился, пока шли. Идёшь и спишь.

— Помню, — усмехнулся он. — А ты-то спал прямо в бэтэре. Движок орёт, а ты дрыхнешь. Э, блин. Ну ты умеешь переходить с темы на тему, Старый.

— Суть-то не в этом, Паха. Что решил?

— Подумаю.

Он посмотрел на меня снизу вверх.

— Точно подумаю. А тебе какое вообще дело до всего этого? У нас столько головняка, а ты со мной возишься.

— Потому что там решили друг друга прикрывать. Поэтому и вернулись, и здесь живы. Решать надо все проблемы. Неважных нет. Просто есть срочные, есть несрочные.

Про себя же думал: а как ещё?

Да, окажись я раньше, смог бы спасти его от ранения, но работать приходится с тем, что есть, и остальное — в моих силах.

В той, первой жизни, он спился, когда остался один. Мать у него потом умерла, дед тоже. И кому он стал потом нужен? Никому, вот и спился. Но сейчас… сейчас всё может быть иначе.

Не всех нужно спасать от пуль, аварий или взрывов. Некоторым просто нужна поддержка в нужный момент. Вот только увидеть это бывает непросто. Мне вот понадобилось умереть и появиться здесь вновь, чтобы понять такую вещь.

Я ушёл, когда Самовар сдался и перестал капризничать, решил, что я прав, и набрал её номер. Правда, сначала он сказал, что не помнит, но я не поверил. Он знал этот номер наизусть, и даже код города и всего остального. Тогда же набрал через ту спутниковую трубку.

Позвонил и поговорил, а я буду посматривать за этим дальше.

* * *

В целом план начинал действовать. И теперь нужно было время, чтобы всё сошлось, как надо.

От Самовара я отправился домой, раздумывая над последними приготовлениями. Думал, как избегая одного, не влезть в другое. Ведь с каждым днём всё становилось сложнее.

Порой интересно было — и не только мне — а что бы сделал Аверин на моём месте? Думаю, у меня было перед ним преимущество, потому что Аверину было тридцать пять, а мне внутри уже под полтинник.

Я прожил дольше. Он не видел ничего, кроме армии и войны, а мне же повезло увидеть и испытать всякое.

Шёл мимо общаги Шопена, но с другой стороны, мимо подвала, на котором висел плакат, сделанный от руки. «Секция Карате. Киокушинкай. Набор». Там стояли разгорячённые тренировками пацаны и курили, со смехом что-то обсуждая.

Подумал, не зайти ли снова к Шопену, и обошёл здание вокруг. И там, у входа, увидел серый УАЗик с синей полосой, стоящий у входа. Милиция приехала снова.

Сам Шопен стоял рядом, а на него орали два ППСника, один аж раскраснелся.

Я ускорил шаг, чтобы успеть, пока его не загребли. Что им опять от него надо? Наверняка подошли к нему из-за какой-то ерунды. Постоянно же к нему ходят.

Но не влез ли он куда-нибудь, пока мы не видим?

— Да что я вам сделал-то⁈ — кричал Шопен в своей манере. — Что я вам сделал-то?

— Поехали!

Один из ППСников — усатый, широкий, сильный — подтащил его к задней части УАЗика, где был закрытый отсек, в котором перевозили задержанных.

— Да что случилось? — спросил я, подходя ближе.

— А тебе чё надо? — грубо спросил второй, помоложе.

Глава 7

Когда я начал говорить, у ментов стал такой вид, будто они хотели загрести меня вместе с Шопеном за компанию. Но если захотят — ничто их не остановит.

Мне-то это не страшно, у меня есть контакт хорошего адвоката благодаря Славе Халяве и знакомые опера, Моржов наверняка придёт на помощь, да и я искал с ним встречи. Но сейчас ехать в изолятор совсем не вариант, когда нужно держать руку на пульсе происходящего.

Вот только Шопена надо вытаскивать, а для этого — как можно быстрее понять, что случилось. Вряд ли они его отпустят, раз приехали брать, но, быть может, смогу хотя бы поговорить?

Я присмотрелся к обоим ментам. Один молодой, лет двадцати пяти, с круглым лицом, покрытым веснушками. Второй — постарше, бровастый, как Брежнев, плотный, с автоматом, висящим на плече. Вид зверский.

Их двоих я не знал, но попробуем договориться.

— Мужики, слушайте, — заговорил я рассудительным, спокойным голосом. — Да что он такого сделал, что его надо сразу загребать? Серьёзное разве что-то?

— Ты-то куда лезешь? — спросил старший, хмуря кустистые брови. — Подельник его или чё?

— Да вы послушайте. Парня я знаю лично. Он от всей этой бандитской тематики далёк. Мухи не обидит, никого не тронет. За себя постоять может, и только. Но чтобы первым на кого-то напал или обидел — невозможно.

— Ты мне не рассказывай, — оборвал мент. — Ты чё, самый умный? Тоже с ним поехать хочешь? Могу устроить.

— Да не в этом дело. Я его по Чечне знаю, мы с ним вместе в Грозном были. В одном взводе, я у них сержантом был, вот и по старой памяти прикрываю. Вот и говорю, что Толик — человек надёжный, проверенный. Спроси мужиков в ГОВД — Васька Моржов, опер, с нами там был тоже, десантником. Аркадий Семёнов, тоже опер, нормальный мужик. Оба опера-тяжи, вы их знать должны. Мы им помогали по одному делу. Могу с ними созвониться, они за нас поручатся.

Менты тревожно переглянулись, когда я сказал про Чечню. По опыту знаю, что некоторые блюстители порядка понимают ситуацию, и с ними можно договориться. Новости-то все смотрят, и многие нам сочувствовали. В это время война ещё была на слуху, её пока не забыли.

Правда, далеко не все были такие, и это тоже знал по опыту. Другой экипаж мог приложить дубинкой покрепче и запаковать меня за компанию. А услышав про Чечню, могли и приложить ещё сильнее, по голове, боясь, что я псих.

Но эти оказались понимающие. Слушали, и рассудительный тон