Читать книгу - "Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев"

Она плохо запомнилась Хизаши – тот же зал, но никто не пришел посмотреть, будто все разом потеряли интерес к сломленному пленнику. Он и правда был сломлен своей слабостью, безвольностью, сбит с ног чудовищной несправедливостью. Но когда последняя частичка его сил покинула тело, в сердце вспыхнул огонь.

«Не отдам»… «Не позволю»…

И ведь не отдал. Когда сияние, покидающее его, зависло ярким мерцающим шаром, из него выпал девственно-белый веер на гладких деревянных дощечках.

И в тот же миг Хизаши понял две вещи: он больше не тот, что прежде, и у него еще остался шанс что-то исправить.

* * *

Его вернули в мир людей, как ненужную вещь, как игрушку, которая разонравилась капризному ребенку. Он не знал, сколько прошло времени, он и прежде не следил за его течением. Что ж, теперь точно придется.

Хизаши лежал в темноте и ощущал себя ничтожеством. Мир был темен и совершенно нечитаем. Впервые в жизни враждебен. Только запах остался прежним, но без былой яркой остроты. Вместе с ней он потерял и большую часть привлекательности – теперь лишь тянуло сыростью и прелыми листьями, земля была слишком холодной, влажной и неприятной. Хизаши попытался сесть и обнаружил себя в узкой норе в корнях огромной сосны. Занимался рассвет, и легкая дымка тумана расползалась между деревьями, рвалась, словно тончайшая бумага под неумелыми прикосновениями. Было холодно. Хизаши выполз наружу полностью и попытался встать, но непослушные ноги тут же подкосились, и он упал в покрытую росой траву. Попробовал снова, опираясь о древесный ствол, напрягся, как никогда раньше, и заставил себя устоять.

Ужасно! Тело будто бы превратилось в мокрую тряпку, тяжелое и неуклюжее, не способное найти себе опору. Руки свисали, слабые, как соломинки, ноги тряслись, и Хизаши впервые задумался о том, что такое – ходить и насколько это на самом деле тяжело! Меняя свои формы, он оставался хэби, даже если выглядел человеком. Ему все было легко, он не прикладывал усилий, чтобы двигать этими деревянными конечностями, они просто покорялись его воле. Не надо было напрягать руки, чтобы они что-то делали.

Его накрыл удушливый страх беспомощности. Хизаши опустился на колени и пополз обратно в нору меж корней и, свернувшись там клубком, зажмурился. Если очень захотеть, получится ли представить, что это не по-настоящему? Как покинуть это темное мрачное укрытие и показаться другим ёкаям на глаза? А людям? Как ему теперь жить? Как смириться с бессилием?

Вскоре погода за пределами его убежища сменилась, поднявшийся ветер пригнал табун тяжелых от влаги туч, и начался дождь. Разом похолодало, воздух каплями мерзко оседал на коже, слишком нежной для новых потрясений. А потом стало и того хуже – начала собираться вода. И чем дольше длилось ненастье, тем быстрее росла лужа под Хизаши. Лежать в ней ему не понравилось, ведь это тело ощущало холод и сырость в сотни раз сильнее, и не нашлось силы, что способна была бы прогнать мелкую дрожь, сотрясающую его до стука зубов. Пришлось снова выползать, пачкаясь в грязи.

Несмотря на наступивший день, ливень смешал небо с землёй потоком воды, будто задавшись целью смыть Хизаши любой ценой. Он обнял себя руками за плечи в инстинктивной попытке согреться, но после пары шагов поскользнулся и упал лицом вперед. Обида придала ему упрямства, и Хизаши поднялся. Дождь быстро смыл с него грязь, но забрал последнее тепло. Распущенные длинные волосы облепили лицо, плечи и спину, сковали и без того неуверенные движения. Мир был несправедлив к нему, неоправданно суров. Хизаши шагал по лужам, ненавидя теперь ещё и проклятый дождь! Это все происки богов, смеющихся сейчас над ним с небес.

Он кусал губы до крови, и она смешивалась с водой, он царапал ладони ногтями, но они все равно не были такими же острыми и твёрдыми, как должны быть.

Потом дождь закончился, и выглянуло солнце, робкое, едва заметное за облаками, но оно подарило немного света, и Хизаши наконец увидел, что давно вышел на дорогу, раскисшую и хлюпающую под ногами. И все же это была дорога, и она означала, что здесь могут проходить люди. Хизаши испугался.

Тогда он остановился, но поздно – ему навстречу ехала повозка, запряженная ленивым мулом. Животное уныло месило грязь мощными ногами, но еще издалека заметило Хизаши и встало как вкопанное. Тот, кто управлял им, тоже заметил его и жестом поманил к себе.

– Куда ты держишь путь? – спросил он у Хизаши. Тот настороженно вгляделся в круглое лицо мужчины, не нашел в нем ничего опасного и перевел взгляд на крытую повозку позади. Наверное, торговец или зажиточный крестьянин, Хизаши много таких повидал на своем веку, но странное ощущение вдруг возникло, будто сейчас он видит людей впервые и понятия не имеет, что от них ждать.

– Эй, с тобой разговариваю, парень. Ты в порядке там?

– Я потерялся, – ответил Хизаши и невольно поежился от холода, что въелся в самые его хрупкие кости.

– Как тебя зовут?

– Хизаши.

– Садись в повозку, Хизаши-кун, согрейся немного. Я везу в город товары. Если обещаешь не красть ничего, отвезу и тебя.

Так Хизаши встретился с добротой одного человека по отношению к другому. Все как и говорил бива хоши по имени Кендзи, просто Хизаши всегда судил со своей стороны и никогда не был по-настоящему близок к людям.

Какая ирония, что, стремясь стать их покровителем, он в итоге стал ими.

В повозке было гораздо теплее и уютнее, чем на остывшем после дождя воздухе, и Хизаши сжался в углу, нащупал заткнутый за тонкий пояс веер, достал, расправил и погладил кончиками онемевших пальцев белую бумагу. Удивительно, но ни дождь, ни грязь не испортили ее, в отличие от самого Хизаши. Всем своим видом веер напоминал о потере, и Хизаши зло сунул его обратно за пояс, обнял себя и под мерное покачивание погрузился в черноту беспокойной дремы.

Это тело было слабым. Оно замёрзло, устало, болели с непривычки ноги, голова отяжелела, а волосы и одежда не желали мгновенно высыхать. И легче не становилось. А он ведь ничем не заслужил подобных мучений, оттого они казались вдвойне невыносимыми. И в довершение сегодняшних бед – заурчало в животе, и Хизаши не сразу сообразил, что сосущая пустота в нем – это голод, и сколько ни прижимай ладонь, легче не станет, он никуда не уйдет, и позорные звуки, которые издавало нутро, не стихнут тоже. В итоге стало совсем не понятно, что сильнее, холод или голод, хотя с первым можно было