Читать книгу - "Немезида ночного ангела - Брент Уикс"

убирает волосы и разве что не стонет от удовольствия, когда затягивает их в свой обычный тугой хвост.

Говорил же, у Ви странное отношение к своим волосам.

– Прости за то, что случилось прошлой ночью, – неожиданно для самого себя говорю я. Ви через многое пришлось из-за меня пройти.

– За то, как ты щупал меня за соски, или за что-то еще?

Я смотрю на нее, как громом пораженный.

– Я… Что я делал? Я, вообще-то, о другом, но если… Боги, Ви, я не хотел…

– Да не переживай. Сделаем вид, что ничего не было, – говорит Ви.

Я закрываю лицо руками.

– Ох, Ви… Прости меня, пожа…

– Потому что ничего и не было, – говорит она, воруя яйцо с моей тарелки.

– …луйста, я не… Что?

Она широко улыбается с набитым ртом, довольная, как ребенок. Я давно не видел ее такой радостной.

– Чт… Правда не было?

– Кайлар, ну брось! Ты заснул на моей тесной кровати. Я посреди ночи легла к тебе. Ты во сне потрогал меня за сиську. Не нужно раздувать из этого трагедию.

– Я и не раздувал, пока… пока ты не сказала… Тьфу!

Ви хохочет, и, пока звенит ее смех, мои чувства успевают дюжину раз трансформироваться. В одну секунду она похожа на младшую сестренку лучшего друга, сообщницу по шалостям; в другую передо мной «свой» рубаха-парень; в третью – соблазнительная пацанка, одетая в мужскую тунику на голое тело, которая прекрасно понимает, как привлекательно она выглядит и как я на нее поглядываю; а затем она становится женщиной, самостоятельной и уверенной в себе, независимой от всех ярлыков и прозвищ, которые я здесь выдумываю; она принадлежит только самой себе, она – вселенная, знакомая и таинственная, близкая сердцу и бесконечно восхитительная… а потом я будто врезаюсь в стену, и вижу перед собой лучшую подругу моей жены. То, что так манило и было так близко, вдруг оказывается бесконечно далеко, вне досягаемости.

И все остальное тоже вмиг рушится: простые радости дружбы и сложные радости дружбы, перемешанной с короткими – и не только – вспышками вожделения; и мимолетные, порочные мысли о возможных наслаждениях; и длительные размышления о чем-то большем, нежели временное и плотское.

К тому моменту, когда Ви заканчивает смеяться, моя улыбка становится натянутой. Мне кажется, что будет нечестно улыбаться и притворяться, будто я все еще разделяю ее радость; но в то же время я не могу не улыбаться, не могу отвернуться от этого невинного мгновения и оставить ее совсем одну, когда она этого ничем не заслужила.

– Я извинялся за другое, – тихо говорю я, и сожаление прокрадывается в мой голос, несмотря на все попытки его остановить. – За другое. – Ком встает поперек моего горла. Я резко поднимаюсь и иду к ее шкафу, чтобы она не видела моего лица. – Могу я, хм, еще что-нибудь зашить, пока я здесь?

Ви сразу не отвечает, но я продолжаю стоять к ней спиной. Не могу сейчас на нее смотреть.

– Ты можешь помочь мне определиться с тем, что я сегодня надену, – предлагает она. – Раз уж ты все равно встал и загородил мой шкаф.

Улыбнувшись, я хватаю знакомые тряпки.

– Может, наденешь это? – спрашиваю я, вытаскивая серые одежды мокрушницы. – Поверить не могу, что тебе разрешили их взять!

– Хочешь узнать, на что мне пришлось ради этого пойти? – спрашивает она.

– Хочу. На что?

– Глянь на следующей полке. Я убедила сестер, что мне просто необходимо взять с собой кучу экстравагантных нарядов, и только так смогла спрятать среди них то, что хотела.

Я никогда в жизни не видел настолько непрактичных и дорогих тряпок. Порывшись в них, я выбираю те вещи, в которых чуть больше пары ниток с драгоценными камнями.

– Почему бы тебе не надеть вот э… – Я поворачиваюсь, чтобы отдать Ви наряд. Она совершенно голая.

Залившись краской, я быстро отворачиваюсь.

– Я… должен был это предвидеть. Извини. – Вздыхаю. – Я когда-нибудь закончу нарываться с тобой на неловкости?

– Надеюсь, что нет, – шепчет она мне в ухо, заключив меня сзади в объятия. В очень короткие и очень голые объятия. – Потому что это мило. Ты иногда ведешь себя как младший братик моей подруги. И… я определенно это не надену, так что убери, если только сам не собираешься так вырядиться.

Снова покраснев, я достаю что-то другое.

Она вздыхает.

– Хороший выбор. Оно отлично на мне сидит. Но это вечернее платье. То есть… очень вечернее.

Ворча себе под нос, я снова начинаю копаться в вещах.

– Ой, кстати, хотела спросить: ты давно стал носить манжету?

Я непонимающе смотрю на Ви, а затем понимаю, что она глядит на мой платиновый браслет. Наверное, он называется «манжетой»?

– Я часто остаюсь голым. Решил иметь при себе хоть что-нибудь, что можно обменять на одежду.

– Ну да, ну да, – с улыбкой отвечает она. – Можешь не говорить, если это секрет. Просто он хорошо на тебе смотрится.

– Гм. – Мне снова становится неловко, и никаким платиновым браслетом я от этого чувства не откуплюсь. – Это подарок. От Дарзо. Не магический, к сожалению.

Больше Ви ничего не спрашивает, и я вскоре нахожу для нее дневное платье. Оно проще, зато свободнее, а еще к нему прилагается практичное исподнее и туфли. Затем я подбираю контрастный поясок и сумочку. Затем сережки. Затем ожерелье.

С каждым дополнением Ви все больше и больше склоняет голову набок, и я вскоре начинаю дивиться совиной гибкости ее шеи.

– А у тебя хорошо получается, – говорит она. – Я даже не ожидала.

– Спасибо, – отвечаю я, – за столь низкие ожидания.

Я чуть не сказал «за столь низкое мнение обо мне», но в последнюю секунду спохватился.

Надо же, похоже, мои чувства еще не до конца улеглись.

Я складываю вещи, которые ей не подошли, убираю их, а затем с наигранным равнодушием и невозмутимостью поворачиваюсь к Ви спиной и прислоняюсь к шкафу, давая ей переодеться.

Прикрыв веки и очутившись во тьме, я вдруг чувствую, что не могу пошевелиться. Мне невыносимо даже просто стоять рядом с ней.

Я обожаю Ви. То есть она мне сильно нравится. С ней весело, она смешная, – иногда нарочно, иногда нет; и в общении она такая же неуклюжая, как я; и воспитание Хью так же покалечило ее характер, как меня – воспитание Дарзо. Порой она бывает невероятно черствой и ужасной, а порой становится трудно поверить, что в убийце может быть столько человечности. Она странствовала больше, чем многие женщины втрое старшее ее, и видела больше безобразных людей и поступков, чем многие ветераны