Читать книгу - "Бутлегер - Павел Барчук"

шею. Запах дешевого алкоголя и табака резко ударил в нос. Я молниеносно прогнулся вперед, используя инерцию нападавшего, и перебросил его через себя. Он, кувыркнувшись, грохнулся на булыжник спиной, захлебываясь воздухом.

А в это время Патрик... Патрик был безумием в плоти. В него будто вселился древний кельтский берсерк. Он не дрался – он уничтожал. Когда двое из банды Чиро, включая самого вожака, бросились на него, ирландец встретил их с громким воем. Честно говоря, даже этот его вой слегка настораживал, создавая ощущение, будто в одну секунду ирландец обезумел.

А потом он ударил, но не кулаками, а головой. С разбегу, продолжая издавать нечеловеческой рёв, Патрик боднул Прилизанного так, что тот отлетел назад, сложившись пополам и схватившись обеими руками за живот.

Второй попытался обхватить Патрика сзади. Ирландец не стал вырываться. Нападавший был выше моего друга, это сыграло ключевую роль. Патрик резко откинул голову назад и... впился зубами в ухо врага!

Дикий, нечеловеческий вопль огласил переулок. И это орал уже не ирландец.

Патрик отскочил в сторону, пользуясь тем, что хватка соперника ослабла. Вот только разжать зубы не удосужился. Как итог – через секунду он выплюнул на землю окровавленный кусок хряща. Его глаза горели зеленым безумием, рот и подбородок были испачканы алой пеной. Патрик напоминал сейчас бешенное животное, которое билось за свою жизнь.

Пострадавший от зубов ирландца парень, заливаясь кровью и визгом, рухнул на колени, при этом ухватившись за ухо, а потом вообще принялся кататься по земле, как ненормальный. Наверное, ему было... хм... больно...

Картина эта выглядела настолько отвратительной и пугающей, что остальные парни из банды Прилизанного замерли в ужасе, забыв о своих травмах.

Чиро очнулся первым. Он провел ладонью по лицу, будто стирая что-то невидимое, затем повернулся ко мне. Его глаза горели ненавистью. Он поднял кастет, который уронил в момент удара Патрика, а потом сквозь зубы процедил:

— Убью! Убью вас обоих, суки!

Но в его голосе уже не слышалось прежней уверенность.

Патрик, с окровавленным, перекошенным безумием лицом, сделал шаг к Чиро, издавая низкое рычание. Сдается мне, он снова нацелился откусить какую-нибудь часть тела. На месте Прилизанного я бы трижды подумал, стоит ли эта драка утраченных ушей или носов.

И тут из глубины переулка донесся резкий свист. Потом другой. Ответный.

— Чиро, фараоны! — крикнул один из парней. По-моему, прыщавый.

Прилизанный колебался долю секунды, его взгляд метнулся от нас к своим: один с разбитым коленом, другой с разбитым лицом, третий истекает кровью, едва не оставшись без уха. А рядом, судя по всему, кружит полиция. Чтоб принять решение, Чиро понадобилось пару мгновений.

— Это не конец, traditore (предатель)! – Выплюнул он с ненавистью в мою сторону. – И твоей рыжей псине тоже придет звездец! Запомните их лица, парни!

Высказавшись, он махнул рукой своим товарищам и рванул вглубь переулка. Остальные, ковыляя и стеная, пытались бежать следом. Получалось у них это не очень.

Мы с Патриком остались стоять как два воина на поле боя, бестолково уставившись на лужу крови под нашими ногами. Видимо, натекло с откушенного уха. Ну или не только с него. Моя рука, между прочим, тоже пострадала. Прыщавый своей цепью сильно повредил ее. Кровь может и не лилась ручьем, но рукав рубашки пропитался ею конкретно.

Патрик тоже тихонько хрипел, держась за бок. Кто-то успел всадить ему пару ударов.

В себя нас привели удаляющиеся крики итальянцев и приближающиеся свистки прлицейских. Адреналин начал отступать, оставляя после себя дрожь в коленях, тошноту и оглушительную усталость. А еще вполне разумное понимание – пора валить!

— Бежим, — прохрипел я, хватая Патрика за рукав. — Нам сейчас только проблем с полицией не хватало.

Мы бросились наугад, прочь от этого переулка, прочь от свистков. Бежали, спотыкаясь, не разбирая дороги, лишь бы подальше от преследования.

Маленькая Италия отвергла нас, встретив кровью и побоями. Значит, нужно где-нибудь спрятаться на время и подумать.

Мы свернули в какой-то еще более узкий и темный проезд, миновали двор, заваленный хламом, и выскочили на пустынную улицу, которая явно была окраиной квартала. Здесь дома выглядели еще беднее, тротуары в большинстве своем были разбиты, а в воздухе висел тяжелый, тошнотворный запах рыбы и гниющей воды. Похоже, где-то рядом находится порт, доки или рыбный рынок.

Мы прислонились к кирпичной стене склада, пытаясь перевести дыхание. Патрик дрожал словно в лихорадке, его вгляд снова был диким, но в нем плескался страх, сменивший ярость. Страх перед сами собой, а не перед итальянцами. Он опустил голову, посмотрел на свои окровавленные руки. Видимо, успел испачкаться, когда грыз ухо.

– Однако... – Протянул я с усмешкой. – А ты, оказывается, опасный тип.

— Я... я откусил... — начал было ирландец, но его голос сорвался.

— Они первыми полезли, — резко оборвал я. — Они бы поступили с нами хуже. Уверяю. Ты выжил. Я выжил. Мы выжили. Так что, никаких моральных терзаний быть не может.

Я снова посмотрел на свою многострадальную руку. Кровь продолжала течь и мне нужно было ее остановить. Иначе могут быть серьёзные проблемы.

Я снял с себя рубашку, натянул старенький пиджак на голое тело, оставив на свободе пострадавшую руку, и стал отрывать от сорочки полосы, чтобы перевязать рану. Боль наконец пробилась сквозь остатки адреналина, заставив зашипеть сквозь зубы от прикосновения ткани.

На самом деле, ситуация достаточно хреновая. Мне жизненно необходимо продезинфицировать пострадавшую конечность. Не хватало еще сдохнуть от инфекции или какого-нибудь заражения крови.

— Держи, — бросил я относительно чистый лоскут Патрику. — Протри лицо. Выглядишь как каннибал после пиршества. Вся физиономия в кровище.

Он машинально поймал тряпку и принялся вытирать кровь с подбородка. Его взгляд стал чуть осмысленнее, но ужас в нем не угас. Похоже, мой новый друг отличается некоторым раздвоением личности. Типа Халка. В спокойном состоянии – он милый и добрый. В агрессивном – настоящий зверь. И первая испостась Патрика явно побаивается вторую.

Вдруг из соседнего переулка донеслись приглушенные звуки борьбы: глухие удары, сдавленный стон, грубый смех. Потом – тяжелый плюх, будто мешок с картошкой бросили на землю.

Мы замерли, прижавшись к стене. Я осторожно пробрался к углу и выглянул одним глазом.

Соседний переулок упирался в тупик, заваленный пустыми бочками из-под рыбы. У стены стояла небольшая тележка, доверху забитая рыбой. Рядом с ней лежал человек – коренастый, лет пятидесяти, в просмоленном фартуке и сапогах. Его лицо было разбито в кровь, он стонал, пытаясь подняться.