Читать книгу - "Шарлатан - Квинтус Номен"

в кладовке), сам вытащил у кур яйцо и тоже его в получившееся «тесто» запустил. И сам все это на подсолнечном масле в летней кухне на сковородке и поджарил. Отец вечером сказал, что в следующий раз он меня выпорет уже всерьез, потому что так ухрюкать кухню и испоганить сковородку (снаружи, по счастью) — это нужно ну очень сильно постараться. Но так как лепешки у меня получились вкусные и сытные, то на этот раз я останусь непоротым…

Как раз в этот же день к нам зашла тетка Наталья, уточнить что-то у мужчин по поводу того, о чем они весной так спорили у колодца, и ее тоже моими лепешками угостили. После чего я долго рассказывал «о пользе кабачков» и заметил, что их и в начале июля сажать еще не поздно. Ну заметил и заметил, а через день я — уже в сопровождении тетки Натальи и еще двух деревенских дам — снова отправился в Горький на рынок: тетя Маша им сказала, что семена в лавке именно я и выбирал, потому что она семена кабачков от тыквенных вряд ли отличить сможет — а вообще-то там кабачки продавались нескольких сортов и уж как я выбрал именно нужные, только я и знаю.

Ну что, в Горький я с удовольствием съездил, а семена кабачков от тыквенных я тоже отличить не сумел бы. Откуда-то мне было известно, что кабачки (как, кстати, и патиссоны) — это просто такие сорта тех же тыкв и семена у них в принципе одинаковые. Ну, по виду одинаковые, хотя вроде бы размером и отличаются — но и в этом у меня уверенности не было…

А вот у теток такая уверенность появилась. Я уже упоминал, что ко всему, что «насчет пожрать», в деревнях относились очень серьезно — и продавец (все тот же) в лавке, когда к нему в конце июня явились три тетки за семенами, очень удивился. Но сказал, что «где-то еще семена оставались», и достал из какой-то кладовки кучу коробок. А когда он поинтересовался, какие именно семена теткам нужны, я показал пальцем на одну их этих коробок:

— Вот эту, на которой написано «белый дирижабль». — Ну любили сейчас такие названия всему присваивать, «технические»…

— А ты почем знаешь, что это твой «дирижабль»? — с огромным удивлением решила уточнить тетя Наташа.

— Я не знаю, но на коробке-то именно это и написано!

— А ты что, уже и читать умеешь? — глаза ее были готовы на лоб вылезти.

— Тёть Наташ, ну ты сама-то подумай: как бы я это прочитал, если бы не умел?

После этого удивительного открытия тетки, купившие все семена из этой коробки (и потратив на это рублей двадцать), по дороге к Казанскому вокзалу еще свернули на Покровку… на Свердловку, со мной зашли в книжный магазин и книжек мне купили шесть штук. Две они выбрали, детские какие-то, со страшными картинками, а еще четыре я уже сам выбрал. Тетки были настолько ошарашены фактом того, что мальчонка двух лет от роду читать умеет, что безропотно за все книжки в кассе деньги заплатили, даже не посмотрев, какие именно я книжки выбрал. И это было уже просто замечательно…

В Кишкино «всеобщей грамотностью» пока еще даже не пахло. Из «сохранившихся с прошлого века» стариков читать и писать хорошо умел разве что дед Митяй, бабы через одну разве что имя свое написать могли без ошибок (а вот фамилии часто и не могли, не такое уж это и простое дело) — но вот мужчины-металлисты все были грамотными. И отец мой, и дядьки тоже читали без затруднений — а потому одну из привезенных мною книг они уже через день прочитали, тем более что она и не особенно толстой была. Скорее брошюркой — но то, что они из нее вычитали, привело к новому накалу страстей. Снова собрали они «собрание мужиков», снова часа два на площади перед колодцем спорили. И снова тетка Наталья их утихомиривала. То есть по домам она их разогнала, но теперь все металлисты деревни продолжали спорить о прочитанном по дороге на работу и с работы. А на работе не спорили, а тихо и незаметно старались сделать то, о чем в книжке так интересно рассказывалось. А когда идея овладевает массами… то есть когда четыре десятка профессиональных рабочих-металлистов решают что-то сделать, они это делают. И результат их профессионализма деревня увидела в начале сентября. То есть увидела начало результата, однако последствия этого стали вскоре заметны не только в Кишкино…

Глава 5

Эту брошюрку я быстренько прочитал (а, скорее, просто пролистал) еще по дороге из Горького в деревню. Напечатана она была лет пять назад в каком-то ленинградском издательстве, и поэтому я ничего нового из нее не узнал. Правда, в ней были и формулы разные полезные, однако, чтобы эти формулы понять, нужно было сначала запомнить используемые в формулах обозначения — и обозначения в ней были, мягко говоря, непривычные. То же давление в ней почему-то обзывалось буквой D, что как бы подтверждало подпись к названию «переведено с немецкого»: по-немецки-то давление будет Druck. Но непривычно все это, то ли дело современные общепринятые обозначения! Вот смотришь в книжку, видишь обозначение P — и понимаешь, что это давление. Или фосфор… А вот если видишь букву, скажем, F — то сразу понятно, что это — сила. Или фокус, или свободная энергия. Или фарада. Или фтор, или функция какая-то любых переменных, или вообще нота фа. Или, если мы уж до музыки добрались, сокращенная запись указания «форте». Но книжка-то вовсе не про музыку была, и называлась она «Турбина Вестингауза». И в ней много чего не по-людски называлось, не только давление. Например, лопатки турбин в ней назывались «перья», да и все остальное навевало мысли о том, что переводил книжку вообще какой-то суровый гуманитарий, искренне верящий в то, что Пифагор был древним греческим кутюрье, первым в мире придумавшим одеть мужчин в брюки. Я эту книжку на будущее взял, на предмет посмотреть, как такие турбины делать, а еще, как я понял уже в поезде, и посмеяться от души.

Но посмотрели ее мужчины в доме гораздо раньше, чем я предполагал, и посмотрели вовсе не для смеха, а всерьез, и всерьез написанное восприняли — а если русскому мужику что-то втемяшится, то нет в мире силы, способной у него эту дурь