Читать книгу - ""Фантастика 2025-31". Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев"

– Что значит «легко»? Ты же знаешь, мы все готовим загодя, стараемся думать на два хода вперед…

– Да это понятно. Я о другом. Видишь… – Борис задумался, подыскивая подходящие слова.

Потом встал, прошел к окну, поморщился, с досадой щелкнул пальцами…

– Не знаю как сказать.

– А ты попробуй.

– Слишком… все получается без сучка, без задоринки. И люди привыкают и думают, что так будет всегда. А если нет? Если вдруг встанет колом, что тогда? Испугаются? Посчитают, что плохо подготовились и ну ее, эту нерешаемую задачу? Трудности нужны…

– Для превозмогания?

– Миша! Ты же отлично понимаешь, что это не шутки!

– Боря, у нас впереди задач незнамо сколько! И возможный неурожай это еще не самое сложное. Нам предстоит драться за нефть, поскольку кто будет владеть ею – будет владеть миром.

– То есть схлестнуться с англичанами на юге, в Персии и Месопотамии?

– И не только там. И даже это – не главная схватка.

– А какая главная?

– Вторая Мировая война.

Савинков заторможено повернулся ко мне от окна.

– Снова? После такой бойни? Нет, это невозможно…

– Возможно. Как только вырастет невоевавшее поколение. И нам нужно любой ценой создавать крепкий блок в Европе, так, чтобы англичане не могли сунутся на континент. Пусть они с американцами грызутся, те давно на британское наследство зарятся. Пусть свою «свободу» друг другу насовывают. А нам надо следить, чтобы все справедливо было и не бояться советских чиновников к порядку приводить.

Глава 21

Осень 1920

Кончать надо с политикой. Интриги мутить, соратников убеждать, пальцами искрить в моем возрасте уже тяжело. Три часа в приемной председателя ВЦИК – и все, меня можно разве что в тихом месте прислонять к теплой стенке, на большее не годен. Смена выросла, а я ей, пока силы есть, напишу нечто вроде политического завещания. Вот прямо сейчас, только дождусь, когда солнце намного сдвинется за Антипьевскую церковь и лучи, бьющие прямо в окна моего кабинета, оттуда, где встанет (или не встанет) Дом на набережной, перестанут слепить глаза. Минут пятнадцать и все, можно начинать. А пока сижу на солнышке, греюсь.

Кроме обычной писанины, ко мне попадали и все прошения о помилованиях, шедшие во ВЦИК нескончаемым потоком. Во первых, КБС крепко взялась за старых специалистов и местами вылезало не просто неприятие власти Советов, а натуральное вредительство, в паре-тройке случаев организованное. А народные заседатели, как и на Донбассе, снисхождением не увлекались и фигачили приговоры на полную катушку. Постановление Верховного Суда полгода назад мозги малость вправило и высшую меру по нерасстрельным статьям давать прекрати, но наш человек изобретателен – стали навешивать именно что расстрельные. Вот я и разбирался.

Во вторых, помимо саботажников, хватало и прошений по делам о хулиганстве. Вспышки случались в основном там, где местная власть с прохладцей относилась к принятому прошлой осенью постановлению Исполкома Союза Труда. Ничего особенно нового мы тогда не придумали – массовый спорт, вплоть до традиционных кулачных боев, молодежные отделения партий с их кружками и секциями, волонтерская работа, учебные программы, – главное, занять свободное время. Как там советские прапорщики формулировали, «солдат без дела – потенциальный преступник». Чеканно.

Я разве что внес предложение совместить это с возведением жилья и субботниками, чтобы в свободное время желающие могли помогать на стройках. Ну и бонусы за отработку – либо засчитывали в пай, как члену кооператива, либо двигали по очереди вперед. Но с очередями не очень получилось, работали ведь многие и вместо пользы выходили эдакие крысиные гонки, пришлось отменять. В целом худо-бедно досуг молодых рабочих заняли, а к тем, кто все-таки выходил хулиганить, никакой снисходительности, как к «социально близким», не проявляли. Хулиганишь? Значит – враг Советов, получай по полной. И вот тут народные суды и власти тоже увлекались и перегибали палку. Я же пытался вдолбить, что высшая мера – вещь экстраординарная, уникальная и не может применяться там, где не было жертв, тем более за преступления экономического характера. Пусть отрабатывают – НМВД разворачивал сеть исправительно-трудовых лагерей при строительстве заводов, каналов и прочей полезной инфраструктуры. И везде, где было возможно, после консультаций с Колей Муравским, удовлетворял апелляции о замене высшей меры. Нехрен пули тратить, пусть работают.

Но такая политика нравилась далеко не всем, росла, росла оппозиция по этому вопросу, даже Савинков пару раз высказался. Непублично, разумеется, в разговорах с глазу на глаз посетовал мне, что КБС ловит злодеев, а председатель ВЦИК их отпускает.

– Так уж и отпускает? Полных помилований, насколько я помню, всего два за год, да и то, не по твоим делам. А так – либо срок уменьшен, либо наказание изменено.

– Сотрудники обижаются.

– Ты сотрудникам скажи, чтобы они лучше работали и материалы тщательно готовили, тогда наказание будет соразмерно и оснований для помилования не останется. А то ишь, моду взяли, валить все на дедушку Скамова.

– Угу, а как прикажешь всю шушеру, что антисоветские разговоры ведет, в узде держать?

– Вести советские разговоры и пошире. Понимаешь, если мы, как власть, не можем противопоставить этим шепоткам массовой уверенности в нашем деле, то мы что-то делаем неправильно. Оппозиция будет всегда, но наша политика должна быть такой, чтобы за нее горой вставало большинство.

Савинков тогда восторга не выразил, и я его понимаю – всю жизнь ловил провокаторов, вел сложные игры с охранкой, сейчас рулит государственной безопасностью по факту. То есть заточен на комбинации и силовые решения, а массовую поддержку считать за необходимость не очень привык, у Красина с этим получше.

Едва слышно скрипнула дверь и у стола появилась Наташа с кофейником. Она так время от времени проверяла, не заснул ли я за работой – зайдет, принесет попить или перекусить, чмокнет в макушку и уйдет. Но сейчас не ушла:

– Ты помнишь, что у нас через час гости?

– Да, я уже заканчиваю.

Ровно через час в прихожей загудел волжский бас и зазвенел хрустальный смех и мы с Горьким принялись обнимать чужих жен – он Наташу, а я Машу Андрееву.

– Сколько лет, сколько зим!

– Ой, Наташенька!

– Алексей Максимыч, наше вам!

– А ваше, как водится, нам!

Немного горбясь, будто опасаясь задеть головой за притолоку, Горький прошел в гостинную, где все мы устроились на креслах вокруг небольшого стола.

– Всю Европу проехали, как и договаривались, – начала Маша. – Про Восточный блок, как нас называют, даже говорить не буду – принимали на «ура!». В Скандинавии очень хорошо, в Англии хорошо, а вот во Франции тяжело…

– Почему?