Читать книгу - "Последний Герой. Том 4 - Рафаэль Дамиров"

— А это что за кнопочка такая интересная? А вот этот переключатель за что отвечает?

— Осторожнее, Ир, бокал-то поставь куда-нибудь в другое место, — попытался я предупредить её, но было поздно.

Она неудачно повернулась, локтем задела бокал, и вино полилось прямо на раритетный аппарат. В ту же секунду что-то громко заискрило, зашипело, замигало, и в комнате явственно запахло палёной проводкой.

Ирка испуганно выпучила глаза и тут же прикрыла ладонью рот:

— Ой, Максим… Я не хотела, честно-честно…

— М-да-а, — протянул я задумчиво, оценивая ущерб и пытаясь не ругаться. — Теперь Шульгин точно будет не рад. Это ж его любимый, редкий проигрыватель.

Ирка тут же загорелась идеей исправить ситуацию:

— А давай мы ему новый купим? Ну, прямо сейчас на маркетплейсе закажем и всё!

— Ир, понимаешь, новая техника и раритет — это вещи абсолютно разные, их нельзя сравнивать.

— Ну да, конечно, новая круче, да? — с надеждой посмотрела на меня Ирка.

— Нет, наоборот, старинный и есть раритет, его ценность не в новизне, а как раз в возрасте и редкости, — вздохнул я. — Впрочем, что я тебе объясняю… Ладно, не парься, сам разберусь. Отремонтирую.

— Ты что, умеешь чинить такую технику? — удивилась она, широко раскрыв глаза.

— Конечно, нет. Что, я похож на мастера бытовой техники? — я усмехнулся и пожал плечами. — Отдам кому-нибудь, найду специалиста.

— Ой, у меня же знакомый есть один, часовщик! Золотые руки, между прочим, любую штуку починить может. Правда, сейчас бухает сильно.

На лице у нее снова нарисовались стресс и психосоматика.

— Часовщик? — я удивлённо приподнял бровь. — А часовщик тут при чём вообще?

— Ну, не знаю, там крутится и тут крутится, — с сомнением протянула Ирка. — Главное ведь, что он специалист хороший. Просто сейчас часы никто почти не носит, работы у него мало, вот он и пьёт от безделья. А так руки-то золотые.

Я задумался. Честно говоря, самому заморачиваться с поисками мастера и договариваться совершенно не хотелось. Если уж Ирка готова всё устроить сама, а я оплачу, то почему бы и нет.

— Ну ладно, позвони своему часовщику, спроси, может, и правда возьмётся.

— Отлично! Сейчас наберу, — тут же радостно защебетала Ирка и потянулась к телефону.

* * *

Мы сидели за столом, пили вино и тихо разговаривали. Ирка, расслабившись, качала ножкой, мягко выгибая спину. Её взгляд, скользил по комнате и время от времени останавливался на мне. В её больших глазах отражалась какая-то грусть, тонкая и женская, словно тоска по тому, чего очень хотелось, но никак не удавалось получить.

— Знаешь, Макс, — заговорила она вдруг чуть тише, голосом доверительным и слегка хмельным, — сразу видно, что ты хороший парень. Прямо чувствуется это.

Я промолчал, неопределённо улыбнувшись, не зная, что сказать в ответ. А Ирка, вздохнув, продолжила откровенничать:

— Мне всё как-то не везёт с мужиками, представляешь? Вот честно, без вранья. На работе, в поликлинике, конечно, подкатывают всякие… в основном, женатики, конечно. Ну сам знаешь, как оно бывает.

Я кивнул, осторожно отхлебнув из бокала. Сказать-то и правда было нечего. Ирка помолчала пару секунд, затем внимательно посмотрела на меня и уже прямее спросила:

— У тебя-то, наверное, много женщин, да?

— Ну-у… — протянул я задумчиво, не зная, как правильно ответить на столь щекотливый вопрос. — Всякое бывает.

— Вот видишь, — тихо вздохнула Ирка и снова посмотрела куда-то в сторону. — А я устала уже одна. Иногда так хочется, чтобы просто рядом кто-то нормальный был. Не какой-то там временный прохожий, а человек, понимаешь?

Я понимающе кивнул, не перебивая её и давая возможность высказаться.

Ирка подвинулась чуть ближе, словно ощутив во мне надёжного слушателя, и начала рассказывать свои проблемы. Какие-то простые, казалось бы, житейские истории о детях, которые постоянно требуют внимания, об усталости после смен в поликлинике, о вечной нехватке денег, времени и сил. Но я чувствовал, что за этой простой бытовой усталостью скрывается что-то большее — глубокая тревога, женское одиночество и боязнь. Боязнь не справиться с жизнью в одиночку.

Она говорила негромко, и я внимательно слушал её, иногда вставляя что-то поддерживающее. Ирка постепенно расслаблялась, её голос становился чуть увереннее. Казалось, эти проблемы она долго держала в себе, тщательно скрывая от всех, и только теперь смогла кому-то открыться.

— Ты знаешь, — продолжала она уже почти шёпотом, — я иногда ночью просыпаюсь и думаю: а что будет дальше? Как я одна с двумя детьми? Вот так и буду всегда сама? Ведь годы-то идут, Макс. Дети скоро подрастут, уйдут, а я останусь одна. Страшно это.

Я мягко улыбнулся:

— Ир, всё будет нормально. Ты хорошая, сильная. Всё у тебя получится.

— Спасибо тебе, Макс. Прости, что я тут разнылась. Наверное, вино виновато… Пьяное оно какое-то. Хи-хи.

— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Для того друзья и нужны, чтобы иногда выслушать.

Мы ещё долго говорили обо всём и ни о чём, пока вечер не перетёк в глубокую, почти ночную тишину. И, честно говоря, я вдруг ощутил, что такие простые разговоры и обычные человеческие посиделки мне самому нужны не меньше, чем ей.

А после я ее проводил до комнаты, и мы попрощались как старые друзья.

* * *

Проигрыватель я всё-таки отдал в ремонт Иркиному часовщику. Мужик оказался удивительно дотошным и обстоятельным, хотя руки у него заметно дрожали, явно со вчерашнего похмелья. Взяв аппарат, он тут же осмотрел его со всех сторон, покачал головой и задумчиво цокнул языком.

— Вещица-то серьёзная, — протянул он с уважением, ощупывая тяжёлый деревянный корпус. — С такими аппаратами я раньше работал, давно, это починить можно. Но аванс не помешал бы…

Я только усмехнулся и покачал головой:

— Утром стулья — вечером деньги. Или вечером стулья — утром деньги, как там у классиков-то?

— Вечером деньги, утром стулья, — с готовностью поправил меня часовщик, но я не уверен, что сказал он правильно. — Будет всё путём, не волнуйся. Я с такими вещами ещё в советские времена дело имел. Радиолюбителей у меня знакомых море — любую редкую запчасть достанут, будь спок.

Он бодро кивнул. На всякий случай я пообещал, что деньгами не обижу, если всё будет сделано по-человечески. Его лицо сразу