Читать книгу - "Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева"

– Думаю, навсегда. Гюрза, а Гюрза? Пальцы в саже почему?

При встрече эти двое всегда так взглядами друг в друга и впивались, будто соревновались, кто у кого больше углядит увечий.

В тот раз Ференц начал первым, пока Карина смотрела на мальчика-призрака, на кирпичи у стены, на дым и на одуванчики. Она же даже зубной щётки с собой не взяла. На той стороне вообще есть зубные щётки? Почему-то, когда стоишь не ночью на заправке, а среди бела дня на тут и там закапанной белой краской траве, бояться той стороны не получается.

Гюрза всё молчал, и потому Ференц спросил снова:

– Гюрза, а пальцы в саже почему?

– Так ведь драконы же.

– А обязательно было пальцы в пасть совать?

– Ну а как, если они в этом возрасте иначе не едят?

Потом Карина насмотрелась на его драконов – мелких, совсем юных, с облезшей чешуёй, под электрическими лампами в аквариуме. Один почти не двигался, лежал, положив третью шею, самую тонкую, на овальный плоский камень – как на плаху. Шеи у них у всех были непропорционально длинные, а некоторые головы – без глаз.

– Некоторые отмирают, – пояснил Гюрза, который проводил для неё эту экскурсию, – мы прижигаем. Это в порядке вещей.

– А я думала, в каждой голове своя душа.

– А я думал, ты их впервые видишь.

– То есть мне что, обязательно что-то видеть, чтобы об этом думать, да? – Карина даже встала посреди драконьей комнаты – аквариумы на столах, еловые ветки, кое-где лианы, кастрюля с кашей и кастрюля с творогом. – А закрыла глаза – не знаю ничего, да? Ты бога, что ли, видел?

– Опыт соприкосновения со сверхъестественным, как правило, сугубо индивидуален, а значит, в споре одинаково нерелевантен, и стоит вывести его за скобки изначально.

В тот, первый, день Карина ещё не знала его манеры чуть что переходить на сложную речь. Она вообще не знала никого и ничего: ни самого Ференца, который числился здесь тёмным властелином (вау), ни привидений (дважды вау, Семён из них), ни минотавров, ни статуй с отбитыми пальцами и носами – ничегошеньки. Трижды вау, ты попала на ту сторону, и как попала – Катька обзавидуется!

– Ты что, – спросил Гюрза у Ференца и аж сощурился, – ты что же, проходил сквозь тьму неуставным способом?

– Ну не было у меня времени петлять, – отозвался Ференц и взъерошил Гюрзе волосы. Тот перетерпел – не подставлялся под руку, но и не шарахнулся. Так, переждал, как порыв ветра. – В следующий раз по всем канонам пойду, только не бурчи. Там в этом шкафу ещё кофе затхлый, как…

– Как неоткопанные помещения.

– О, и даже хуже. Что, Карина-краса? Гюрза тебе покажет, где еда и одежда… – Он сам себя прервал на полуфразе и кивнул Гюрзе: – Сотворишь ей?

– А сама она не может?

– Первый день человек на воле, пощади уж!

«Первый день, – думала Карина, закрыв глаза, чтоб лучше слышать запахи: трава и краска, – и я стою в уродских интернатских туфлях и ужасно хочу есть».

Глава 6

– Тук-тук.

Карина открыла глаза и уткнулась взглядом в потолок. Потолок – точно был. Сквозь облупившуюся штукатурку тут и там виднелись чёрные камни в деревянной оплётке. А если был потолок, было и всё остальное. Значит, это она вчера смотрела на драконов, и пару раз перебегала с чердака на чердак по перекинутым доскам, и ела в общем зале, среди привидений, колдунов и одной больной русалки (от неё ужас как воняло водорослями). Значит, Карина и правда поселилась в замке местного тёмного владыки. Владыка этот, правда, вчера на спор нарисовал себе углём усы и брови и так и ужинал, серьёзный – хоть портрет рисуй.

За ужином Карина нарочно подсела к нему поближе, вовремя отпихнув русалку. По правую руку от него сидел Гюрза, а вот по левую…

– О, – сказал Ференц, будто бы сам не наблюдал, как Карина проталкивается и плюхается на место рядом с ним, забыв тарелку, – мы играем в «подмени соседа»?

– А можно кое-что спросить?

– А почему же нет?

Вот если б у Карины был собственный замок, она бы ужинала одна – ну, может, ещё с девчонками. Никаких водорослей. Никакого балагана. А этого словно бы и не интересовало, сколько людей (дракончиков, русалок, каких-то ещё призраков и прочих тварей) – сколько народу – имел в подчинении.

– Что я должна буду делать?

Ференц нахмурился и ткнул в её сторону вилкой. На вилке был кусок картошки и рыбий хвост.

– Вопрос, – сказал Ференц. – Что-то не так в самом вопросе твоём, милое дитя.

Вот ведь дурак-то.

– Вам что, пособия платят? Но вы ж меня нормально не оформили. Или там что, на кухне помогать?

Рядом с Кариной призрачный Семён всё смотрел и смотрел на миску с очень ярким салатом – жёлтый перец, красный, рыжий…

– Он поглощает впечатления, – пояснил Ференц. – К твоему вопросу: ничего ты не должна. Живи, расти, познавай мир, Гюрза присмотрит за тобой первое время.

– А можно кто-нибудь другой?

– Боюсь, что нет.

– А можно я сама тогда?

– А что с Гюрзой?

Гюрза всем видом приосанивался, любым движением – и когда они вылезли на крышу, и когда он покормил драконов, покосившись на Карину и всё-таки сделав это ложкой с длинной ручкой – ложки лежали во льду и раскалиться не успевали, – и когда провёл её через двор к хозяйственным постройкам. Даже когда он взялся перетаскивать мешок с мукой, отказался от помощи и в итоге муку просыпал, – даже тогда он будто бы милость оказывал – Карине, муке, кухне, Ференцу – кому угодно. Вот интересно, если так сейчас и сказать, она нарушит правило не жаловаться или ещё нет? В интернате бы за такое сожрали без хлеба. Гюрза сидел по ту сторону от Ференца и ел так, будто каждый его жест фотографировали с трёх сторон, вносили в хронику.

– Да он выпендривается, – сказала Карина сердито.

– А! Да ты тоже, это не считается. Что ли, хуже, чем в интернате?

И сравнил же!..

– А у вас можно выходить за территорию?

– Когда как. Пока войны нет, можно выходить. Да ты сначала территорию освой, Карина свет-Вадимовна.

Вообще-то отчеств у Карины было три: Владиславовна для серьёзных дел, Архиповна для веселья и Вадимовна – просто чтоб отстали, а в графе стоял прочерк.

– Вы мысли читаете?

– И не мысли, а факты, и то через раз.

Так вот, это-то всё было вчера. А сегодня к ней стучались и зачем-то ещё озвучивали стук, и ничего