Читать книгу - "Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева"

Показалось, что сейчас он её отхлещет по щекам. Евстафий-Агафон. Архип-Евлампий.

– Ну, ну, ну? Кыш отсюда, говорю! Вас что тут, обучают стоять сусликами?

– А у вас идиотская серёжка.

– Да ну что ты говоришь?

– А зачем вам нужна Карина Лапшевич?

– Карина Лапшевич? Да так, поговорить.

Он принялся ощупывать серьгу-паутину – не сползла ли, защёлкнут ли замочек, в порядке ли его нежное ухо. Может, он вечерами отмокал в ванне с пеной – Карина как-то видела журнал с картинками.

– Дура ваша Карина.

– Да? Серьёзно?

– Дура необучаемая.

– А ты с ней дружна? А может, ты тогда её, – он всё подкручивал серёжку, – приведёшь сюда? А то имя-то я считал, а внешность, знаешь ли…

– Да посмотрите, что о ней пишут, – Карина сунула ему ту самую докладную. Вот сейчас у него изменится лицо – у них на неуправляемости у всех меняется.

– О, – сказал гость, просмотрев текст. – Какая незадача. Вот эта-то бумажка нам и ни к чему.

Он правда сказал «бумажка»?

– Вот эту бумаженцию мы сейчас…

И прежде, чем Карина возмутилась, мол, кому бумаженция, а кому и отрезанный путь назад, гость щёлкнул пальцами – и докладная загорелась. Пепел оседал Слалом на стол – на ведомости, на баранки, на журналы в синих обложках, на карандашницу в виде деревянной кружки, на чёрный футляр для очков. Гость держал лист за самый угол, и пламя задевало его пальцы.

– Да вы больной?

– А что?

– Да что вы делаете?!

– Да ну, – сказал гость. – Скучная бумажка, поменьше бы таких. Так где Карина?

– Вообще-то, – ответила Карина как могла спокойно, запустив руку в карман юбки и обнаружив там только баранку, потому что свой перочинный ножик недавно проспорила, – вообще-то, это я и есть.

Сжала баранку в кулаке, но та не ломалась – больно уж была сырая.

– Фу, – сказал гость. – Ну вы ещё её оближите, выплюньте, пережуйте, я не знаю.

– Вы видите сквозь ткань?

– Воспитанный человек бы не заметил.

– Вы кто вообще?

– Кем был, тем уж не стану вновь, – проговорил он и дунул на загаженный пеплом стол – пепел исчез. – Но всё это лирика, а нам с вами пора.

– С чего это я должна с вами идти? – Потом найдут ещё изорванное платье в каких-нибудь кустах, и до свидания. – Куда идти?

– А вам не всё ли равно?

– А вам было бы всё равно?

– Вот же упрямая… – Он будто хотел выругаться, но сдержался. – Пятно на репутации. Луг ста цветов тебе о чём-то говорит? Замок Ференца Рьяного? Русалочьи броды?

– Вы двинутый, да?

Вообще-то байки о той стороне всегда ходили. Зеркала, говорили, прошлый век, но вот если явиться на заправку в полночь… Они даже выбирались как-то с девочками – на спор, через окно, пригнувшись, мимо проходной, в сырую ночь; асфальт всё отдавал тепло, и ступням было хорошо и без ботинок. На саму заправку, правда, не зашли – так, послонялись вокруг, посмотрели в окна, сами – как чьи-то тени или незваные гости. Ну, дождались полуночи. Украли пиво. Но одно дело – на спор куда-то там побегать, а другое…

Дверная ручка вновь зашевелилась.

– Видите? Пора.

Он повернул свою невидимую крышку против часовой стрелки – ручка на время замерла и снова дёрнулась. Ещё, ещё, ещё.

– Нет, ну пойдёмте же, – сказал гость. – Они сейчас её сломают.

– Да куда пойдём?

– Я не пойму, вы, что ли, той серой каши жаждете, неуправляемая?

Ручка всё дёргалась. Незапертая дверь пока держалась.

– Так, – сказал гость, – в шкаф или под стол?

– Вы что, там были?

– Под столом?

– Нет, там, где каша.

– Да мне за шкирку, что ли, вас тащить, дитя иронии? – Он распахнул шкаф, посмотрел на банку с кофе, на мытые чашки на расстеленном полотенце, подвигал рукой – будто зеркало тряпкой протирал. – Я вас себе хочу забрать, слышите, нет? Как на празднике и происходит. Ну? Здесь лучше, что ли?

Ручка дёрнулась снова, и дверь задрожала, как будто бы снаружи кто-то её сверлил.

– Мало времени, – сказал гость, и внутри шкафа заклубилась темнота. – Идём же, смотри, я открыл проход. Отдельная комната. Пудинги на завтрак. Одежда – какую захочешь: хоть в клетку, хоть в полосочку, хоть без всего.

– А я смогу потом всех навестить?

– Если захочешь.

– А не обманываете?

Он посмотрел на Карину, плюнул на ладонь – и протянул ей.

* * *

Потом, когда она пыталась всё это осмыслить – очень честно пыталась, как могла, – подумала: первое слово тут звучало бы как «бардак». Сам переход был – пять шагов во тьме, и гость сказал: ей потом будет нужна плата, но это позже.

– Семён! – закричал гость, не успела Карина открыть глаза. – Я говорил или нет по траве не бегать?

– Я же немножко, – ответил кто-то очень тихо и дотронулся до щеки Карины чем-то влажным. Ай!

Она ударила наугад, потому что всё ещё жмурилась.

– О, не дралась бы ты с порога, – посоветовал гость, которого Карина до сих пор не знала как звать и у которого уже и сама оказалась в гостях. – Тут человек почти развоплотился.

– Я от волнения, – вздохнул этот же тихий, и тут Карина наконец его увидела: вот были ведь раньше идиотские раскраски, где мазнёшь мокрой кисточкой – и цвета проступают сами. Не нравились никогда – смысл в этой сырости?.. И тихий тоже не понравился – лет двенадцать, короткие волосы, рубашка глаженая, белые пуговицы мелкие и сплошь на своих местах. Шорты подвёрнуты. Из туфель белые носки. А ещё он просвечивал – как та раскраска.

– Это Семён, – сказал гость. – Это Карина. Семён, познакомься. А я Ференц, кстати, – он протянул ей руку снова, и пришлось пожать.

Они стояли где-то на заднем дворе – высилась чёрная стена, клубился дымок, и рядом валялись белые облупленные рейки, а совсем близко – груда кирпичей.

– У нас ремонт, – пояснил Ференц, – не обращай внимания.

– У нас всегда ремонт, – сказал Семён.

– Только последние два года и три месяца, – поправил ещё кто-то, и так Карина познакомилась с Гюрзой.

Сперва она причислила его скорее к тем, у кого можно отжимать хлеб или сигареты, чем к тем, кто сам отжимает. Бледное лицо, чёрные шмотки и такой нездешний вид, как будто он всё время мысленно собирал какой-нибудь кубик-рубик. Тёмные волосы вьются на концах. Ей немедленно захотелось за них потянуть – просто чтобы вот этот неизвестный перестал так задирать нос.

– А, Гюрза, – сказал Ференц. – Вот тебя-то я и ждал. Это Карина. Покажи-ка ей тут всё.

– А