Читать книгу - ""Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров"

– И ты пришел, чтобы ее охранять.

Еще одно «да».

– Значит, она особенная?

Этот вопрос можно было и не задавать, Мирон и сам понимал, что Лера особенная. Даже очень особенная.

– Она слышит шепот. Я, кстати, тоже. Она как-то связана с этим местом?

И снова «да».

Уже что-то. Пусть сама Лера и утверждает, что никогда раньше не бывала в Гремучем ручье, но Цербер точно бывал, раз уж его ошейник хранится в сейфе у Ба. Вот только зачем призраку ошейник?

Отвечать на этот вопрос Цербер не стал, отвернулся, как когда-то сам Мирон, а потом и вовсе исчез. Но исчезновение его было будничное, а не стремительное. Оказывается, Мирон уже научился разбираться в нюансах.

До начала рабочего дня оставалось еще очень много времени. Потратить его можно было бы с пользой. Например, поискать тот погреб, в котором его накрыло в далеком детстве. Но Мирон здраво рассудил, что не готов снова встретиться с реальными или выдуманными демонами. Вместо этого он решил просто прогуляться по парку.

Прогулка по парку в условиях почти нулевой видимости из-за укрывшего лощину тумана оказалась тем еще испытанием. В какой-то момент Мирон понял, что заблудился и, кажется, очутился на дикой половине парка. В этом не было ничего страшного. Какое бы направление он не выбрал, все равно рано или поздно вышел бы, если не к дому, то к внешней стене.

Он и шел, вернее, брел, стараясь не обращать внимания на головную боль, а прислушиваться к шепоту, этой забавной природной аномалии. В какой-то момент, боль прошла, а шепот наоборот усилился. Теперь он слышался не в голове у Мирона, а словно бы откуда-то со стороны. И не шепот даже, а так… с трудом сдерживаемый смешок. Женский или вовсе детский. Вот только откуда в Гремучем ручье дети? Да и что им делать в такую рань на дикой половине парка? В области желудка почти мгновенно появилось давно знакомое щекотное чувство.

– Эй, кто здесь?

Мирон остановился, крутанулся на пятках с такой стремительностью, что утихшая было головная боль снова дала о себе знать острым уколом в висок. А еще в затылок. Даже чуть пониже затылка, в то место, где голова переходит в шею, как раз в незащищенную воротом футболки ее часть. Мирон чертыхнулся от неожиданности, хлопнул себя по шее ладонью. Так прихлопывают зарвавшегося, в конец оборзевшего комара.

…Его комар оказался каким-то мутантом, потому что на ладони у Мирона остался кровавый след. А издевательский смешок, который всего пару секунд назад слышался сзади, теперь доносился из тумана перед ним.

– Что за черт… Кто здесь?

Мирон вытер ладонь о джинсы, прислушался и напрягся. На сей раз, не на шутку. В происходящем не было ничего веселого. Признаться в том, что ему страшно, Мирон пока еще был не готов, но инстинкт самосохранения заставлял его держать ухо востро. Творилось что-то неправильное, что-то не особо поддающееся контролю. Вполне вероятно, что творилась охота, и Мирону в ней была отведена роль беспомощной жертвы. Неужто, одним упырем не обошлось?

Мысль эта была уже по-настоящему пугающей. От нее у Мирона волосы на загривке встали дыбом. А может не от мысли, а от острого чувства неминуемой опасности? Опасность приближается, кружит в тумане, с каждым витком сжимая круг. А у него, как назло, нет при себе ни Милочкиной боевой туфли, ни шпаги Харона. У него ничего при себе нет! И Цербер не придет на помощь, потому что присматривает за своей настоящей хозяйкой. Какое ему дело до приблудного Мирона?

А хихиканье, до этого так нервировавшее, так пугавшее, вдруг прекратилось. И это было плохо. Очень плохо. Раньше Мирон мог ориентироваться на этот дурацкий смешок, а теперь потерял даже такой сомнительный ориентир.

Ориентир потерял, зато нашел оружие, наскочил на него в тумане, едва не свалившись с ног. Оружие было похоже на длинную палку. Собственно, это и была длинная палка, сантиметра четыре в диаметре и полтора метра в длину. Так себе оружие, но какое есть.

Над головой просвистело в тот самый момент, когда Мирон склонился за своим оружием. По затылку пробежал холодок от дуновения воздуха. Сначала пробежал холодок, а потом потекло что-то горячее. Сучок впился в судорожно сжатую ладонь, Мирон распрямился, развернулся и ткнул палкой в туман. Наверное, попал, потому что туман разразился таким пронзительным визгом, что от него заложило уши.

– Ну, давай, – сказал Мирон, поудобнее перехватывая палку и чувствуя себя одновременно монахом Шао-Линя, рыцарем-крестоносцем и идиотом с палкой. – Ну, покажись!

Визг оборвался, как будто кто-то выключил аудиозапись. Несколько мгновений тишину нарушало только тяжелое дыхание Мирона, а потом туман перед ним начал медленно сгущаться, пока еще не обретая плоть, но обретая очертания женской фигуры. А потом доказательством реальности из тумана выпросталась тонкая женская рука с… когтями. Мирон отшатнулся, наблюдая, как рука слепо шарит в пустоте, в том самом месте, где он был всего мгновение назад. Пока еще слепо, но что будет дальше? Сколько их там в тумане? Хорошо, если одна. А если сразу три? Три мертвые девочки из водонапорной башни, решившие разобраться с тем, кто нарушил их покой? И словно в подтверждение его страхов из тумана послышался полный издевки смех.

На раздумья и рефлексию не осталось времени. Однажды смех уже превращался в визг боли, а это значит, что тому, кто прячется в тумане, можно сделать больно.

И Мирон сделал. Воткнул в плоть тумана свою палку, навалился всем весом и провернул. На том конце палки кто-то забился, задергался, точно загарпуненная рыба. Очень большая рыба, а смех перешел в утробное рычание.

Рычал не туман и не тварь, прикидывающаяся туманом, рычал вставший рядом с Мироном Цербер. Или Мирону просто почудился этот его рык? Воодушевленный неожиданной подмогой, он еще раз провернул свою палку, дернул ее на себя. Палка вышла с противным чавкающим звуком, а на той стороне, за плотным пологом тумана снова послышался отчаянный визг. Цербер сорвался с места и истаял прямо в прыжке. Мирону тоже хотелось истаять, потому что там, за плотным пологом, происходило что-то страшное, что-то неправильное и бесчеловечное.

Все стихло в тот самый момент, когда Мирон уже почти решился снова ринуться в бой. В наступившей тишине не было слышно ничего. Ни визга, ни смеха, ни шепота лощины, ни рыка Цербера, ни собственного Миронова дыхания. Мир погрузился в глухую, космическую какую-то тишину, в которой Мирон барахтался, как барахтается в невесомости вышедший в открытый космос астронавт. Вот такие одновременно удивительные