Читать книгу - "Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков"

на 24-й минуте после слов Банника «Это динозавры...» пульс его скачком увеличился, участилось дыхание, другие приборы также показали резко возросшее возбуждение. Банник сказал: «Динозавры... страшно...», а Баринов спросил: «Ты видишь динозавров во сне?». Банник ответил, почти выкрикнул: «Но почему у них четыре руки?». В следующий момент так же резко изменилось состояние Баринова — пульс, дыхание, потоотделение, давление. Он крикнул: «Назад, назад! Коля, назад!», закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Они оба замолчали, создалось впечатление, что находятся в бессознательном состоянии (см. материалы видео- и аудиозаписи, записи показаний приборов, включая самописцы биорегистратора и цереброскопа).

Я экстренно вызвал врача.

В этот момент мой помощник обратил мое внимание на снимаемые с экспериментаторов ЭЭГ — в начале 25-й минуты все регистрируемые электрические потенциалы мозга перципиента и индуктора внезапно стали равны нулю, самописцы начали чертить ровные линии (ошибка или сбой аппаратуры, по моему убеждению, исключены). Менее чем через минуту мозговая активность обоих восстановилась (сначала Баринова, через 6 секунд — Банника).

Далее в лабораторном зале появилась и приступила к работе врач Н. Куприна.

По ее поручению я срочно связался с дежурным спецклиники в Филях, тогда же проинформировал о случившемся замдиректора по режиму Р. Г. Арзыбова. До появления врачебной бригады я и мои люди выполняли указания Н. Куприной, вплоть до подготовки пациентов к эвакуации.

После убытия санитарного вертолета все материалы эксперимента, включая протокол, лабораторный журнал, записи показаний приборов и видеозаписи, были в присутствии Р. Арзыбова собраны, мной лично упакованы и опечатаны.

24 апреля 1987 года М. Акимушкин

Захаров вложил докладную записку в папку, отодвинул в сторону.

— Изложено понятно и лаконично. Марат Алексеевич, прежде чем вы начнете работать с комиссией, нам с Валерием Ивановичем хотелось бы задать вам несколько вопросов. В неофициальной обстановке, без протокола, так сказать.

— Извините, Юрий Егорович, я скажу то же самое, что и комиссии. Мне скрывать нечего.

Захаров слегка поморщился, мельком глянул на Долгополова.

— Речь не о сокрытии. Полагаю, что там в своих показаниях вы будете строго следовать научным положениям, как и полагается ученому. А если отвлечься от устоявшихся канонов, от общепризнанных теорий... Ведь вы в своих исследованиях давно вышли за их рамки. Вы понимаете меня?

— Да, разумеется, — кивнул Акимушкин. — И все же я не берусь интерпретировать факты, я могу их только излагать.

— Факты-то вы уже изложили, — сказал Долгополов. — И в этой записке, и в более подробном резюме. Но у вас лично есть какая-то версия случившегося?

— Есть. На мой взгляд, в процессе сеанса Баринов попытался вскрыть в мозгу Банника некий барьер, преодолеть некий блок, за которым скрывается нечто запретное. Моментально последовала реакция. В результате в коре головного мозга оказалась стерта вся накопленная информация — как у индуктора, так и у перципиента, на что указывают данные электроэнцефалографии. Пациенты находятся в состоянии запредельной комы, то есть комы четвертой степени, когда с ними невозможны никакие контакты. И я серьезно опасаюсь, что их личностей больше попросту не существует.

— Вы уверены?

— Когда исчезает электрическая активность мозга, это, к сожалению, означает смерть. Если не физическую, то личностную.

— Та-ак, — протянул Захаров. — Откровенно и страшно.

— Я видел энцефалограммы, и я знаю, что это такое.

— Но потом, по вашим же словам, активность восстановилась. Это не может означать клиническую смерть?

Акимушкин покачал головой, мельком глянул на Долгополова.

— О клинической речь не идет, ЭКГ «до» и ЭКГ «после» различаются весьма кардинально. Валерий Иванович может подтвердить.

— А что за блок-барьер, и что за ним скрыто?

— Это смогли бы объяснить только они. Третий — лишний. Третьего сеанс гипноза не предусматривает, — вымученно усмехнулся Акимушкин.

— Ясно. А причем здесь динозавры?

— Этот вопрос тоже не ко мне, извините.

— Вы вот говорите — кома, — сказал Долгополов. — Клинически она подтверждается только частично, значит, не совсем обычная кома.

— Я не практикующий медик, — нервно ответил Акимушкин. — Кроме того, в клинике меня на порог не пускают и ничего не говорят о состоянии больных.

— По результатам томографии структурные изменения мозга исключаются. Метаболизм и гормональный состав в норме, токсины или их следы отсутствуют. Правда, отмечаются признаки вялого паралича, полное отсутствие всех рефлексов, зрачки максимально расширены. Но позавчера, то есть на третьи сутки, у Баринова появилась хоть и слабая, но реакция на свет.

— Значит...

— Пока еще ничего не значит. Прогноз — от сомнительного до неблагоприятного. Однако, возможны варианты, поскольку случившееся, как выразился Юрий Егорович, выходит за рамки устоявшихся канонов и общепринятых теорий... Кроме того, нужно не забывать о чудесном и совершенно необъяснимом выздоровлении Николая Осиповича после перенесенного год назад обширного инфаркта.

— Спасибо, Валерий Иванович! Я теперь буду хоть немного в курсе, хотя от этого, конечно, не легче...

— Да, кстати, с сегодняшнего дня вам, Марат Алексеевич, открыт допуск к пациентам.

— Марат Алексеевич, — вступил в разговор Захаров. — Скажите, пожалуйста, вы проводили гипнотические сеансы с Банником и Бариновым? И если да, то было ли в них что-либо необычное?

— С Банником — нет, с ним контактировал только Павел Филиппович. С самим Бариновым — да, не менее двух десятков. Все эксперименты фиксировались, материалы можно поднять. По поводу необычного... Понимаете, я еще довольно слабый медиум, Павел Филиппович взялся обучать меня всего несколько месяцев назад.

— А с Сивохо?

Акимушкин пожал плечами.

— Естественно. И с ним, и еще с доброй сотней подопытных.

— То есть, ситуацией вы владеете?

Акимушкин снова пожал плечами, но на этот раз промолчал — все и без того должно быть понятно.

— У вас хорошие отношения с Игумновым и Суви? — внезапно спросил Захаров.

— Н-ну-у, неплохие, — недоуменно ответил Акимушкин. — Мы, по-моему, сработались, друг друга понимаем...

— Тогда будьте готовы, что они могут стать несколько напряженными, — усмехнулся Захаров. — До выздоровления Баринова с сегодняшнего дня вы, Марат Алексеевич, назначаетесь временно исполняющим обязанности заместителя директора института. Валерий Иванович только что подписал приказ, ознакомьтесь в кадрах. Так что, поздравляю вас, можете с настоящего момента занимать данный кабинет.

Захаров встал, за ним поднялся и Долгополов.

— Будьте здоровы, Марат Алексеевич, успеха и удачи.

Пожимая протянутые руки, ошеломленный Акимушкин что-то невнятно пробормотал, что-то вроде «Спасибо... постараюсь оправдать...», но дверь за начальством закрылась, и он остался один.

«Вот это поворот! — Он новыми глазами оглядел знакомый кабинет, прошел за письменный стол, сел в удобное кресло. — «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе»... М-да-а... Ну что ж, чем