Читать книгу - "Обратный отсчет: Проект "Геката" - Токацин"

Десять килограммов… — Исгельт недоверчиво покачал головой. — Два килограмма едва не расплавили корпус. Не знаю, что с ним сделали бы десять.

Гедимин сунул руку под защитное поле, выпуская «веера» анализирующих щупов. Экран передатчика вспыхнул, исправно показал результаты анализа, — ничего за последние десять минут не изменилось. В прожигателе по-прежнему был тот же ирренций, из которого совсем недавно Гедимин собирал сердечники ЛИЭГов — и он отчаянно фонил «альфой» и грелся так, что сармат, не поднося к нему ладонь, чувствовал жар.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он, тяжело опускаясь в кресло. — И это не первый образец?

Этот вопрос он тоже задавал не впервые, но Хольгер ничем не показал, что теряет терпение, когда ответил:

— Это пятый, Гедимин. Каждый раз одно и то же — после первого опыта с пересечением начинается нагрев. Я решил сначала, что дело в корпусе или в линзах — идёт какое-то отражение, но… — он выразительно пожал плечами.

— Чтоб ему уйти в обратный синтез, — безнадёжно пробормотал Гедимин, облокачиваясь на столешницу. — Не вещество, а псих какой-то… Ну так что у нас выходит?

Исгельт, с трудом подавив облегчённый вздох, щёлкнул передатчиком.

— Ноль восемь микрокьюгена по омикрону, — показал он в таблице. — Это один килограмм и одна линза. С десятью на выходе чуть меньше полукьюгена.

Гедимин мигнул.

— Не так уж мало, — сказал он. — Для ирренция — вполне обычно. Это ж омикрон, а не сигма.

Исгельт, недовольно щурясь, отключил экран.

— Этого мало. Нужно выйти как минимум на кьюген. Прокол закрывается в считанные секунды, а Ассархаддон требует, чтобы он просуществовал пару суток.

— Вот Ассархаддон пусть и… — начал было Гедимин, но встретился взглядом с Хольгером и осёкся. — Стационарное кольцо излучателей, как я уже говорил. Для микропрокола хватит ноль восьми, для ведущего — полукьюгена, потом всё склеится. Длительность жизни зададите пульсацией.

Исгельт хмыкнул.

— Это полгода придётся пульсировать. И… ты представляешь размеры кольца? Мы Луну по экватору опояшем. Я-то не против, но демаскировка…

Гедимин оглянулся на стенд, прикрытый непрозрачным полем. Ничего особо фонящего там не было — пара запасных обсидиановых стержней с лопастями, оставшихся от сборки ЛИЭГов. «Для килограмма явно велики. Хотя — как сделать…»

— Есть одна мысль, — нехотя признался он. — Можно увеличить долю омикрон-распадов.

Сарматы настороженно переглянулись.

— Не рванёт? — спросил Хольгер.

— Уже не знаю, — сказал Гедимин, покосившись на вскрытый прожигатель. — ЛИЭГи пока работают. Хотя — кто их там знает. Может, их тоже доломали.

Исгельт обиженно сощурился. Хольгер тронул его за плечо, незаметным, как ему казалось, жестом призывая не обращать внимания.

— Значит, берёшься, — подвёл итоги Исгельт, поднимаясь из-за стола. — Хорошо, я передам Ассархаддону. Хольгер хочет остаться с тобой, лабораторий у вас две — его и твоя, работай где хочешь. Много времени тебе нужно?

«Вечно все спрашивают о том, что не от меня зависит,» — недовольно сощурился Гедимин.

— Дней десять. Может, две недели, — ответил он. — Сначала пройду по вашим опытам. Что-то там всё же не так. Не может металл изменить свойства на ровном месте.

— Иди, — не стал спорить Исгельт. — Когда понадобится полигон, напишешь мне.

09 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Рилкар, прогревшийся до слабого красноватого свечения, медленно остывал, пузыри деформированной поверхности сдувались, но водяные брызги, упав на повреждённый корпус излучателя, испарялись почти мгновенно. Гедимин счищал прилипший расплав с пальцев, стараясь не соскоблить вместе с ним слой брони. Хольгер стоял над ирренциевым сердечником с анализатором и растерянно хмыкал, глядя на экран.

— Тот же самый ирренций, Гедимин. Никаких отличий.

— И воздушные полости не помогли, — заключил сармат, покосившись на деформированный корпус. — Слишком сильный нагрев. Что, в этот раз ещё быстрее, чем в прошлый?

Хольгер кивнул.

— Как будто свойства изменяются у нас на глазах, — сказал он. — Ты с таким не сталкивался?

Гедимину вспомнился первый удачный запуск синтезирующего реактора, и он машинально притронулся к пластине над виском.

— Лучше не надо, — покачал головой Хольгер. — Я обсуждал с Исгельтом наши наблюдения. Он боится за твой мозг. Сигма всё-таки недостаточно изучена. А ты и так странный.

Гедимин сердито фыркнул, в последний раз посмотрел на отчищенные пальцы — рилкара на них больше не осталось, но маленькие пластины брони покрылись микроскопическими вмятинами — и протянул руку к горячему ирренциевому блоку.

— Значит, килограмм? Ну ладно. Начну собирать кольцевой сердечник.

— На обсидиане? — оживился Хольгер. — Сколько лепестков?

— Восемь, как в ЛИЭГе, — ответил Гедимин, вынимая из-под большого защитного купола маленький непрозрачный шар с ирренцием внутри. Хотя оба сармата были в тяжёлых скафандрах, а охрану выпихнули за санпропускник, ремонтник по привычке экранировал радиоактивный металл — в конце концов, пострадать от облучения могли не только сарматы, но и станки, и возникновение наведённой радиации было маловероятно, но всё же возможно.

10 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Потоки разлетающихся частиц и квантов хлестнули по защитному полю, отразившись в нём разноцветными сполохами, и оно заколыхалось, как мыльная плёнка на сквозняке, тая на глазах. Гедимин вскинул генератор поля, наращивая толщину купола изнутри, на мгновение он уплотнился до непрозрачности — и снова посветлел, проеденный излучением почти насквозь, но тут выброс прекратился, и многоцветные вспышки погасли. Там, где скрестились два ослепительно-ярких луча, ещё пульсировал, постепенно закрываясь, белесый шар, от вида которого болели и слезились глаза — даже сквозь тёмный щиток Гедимин чувствовал неприятный жар. Он запоздало порадовался, что из испытательного туннеля был откачан воздух, — пространственный прокол таких размеров вызвал бы весьма мощную воздушную волну, возможно, даже впечатал бы испытателя в закрытый люк.

«Двадцать один…» — начал было считать Гедимин, но портал уже исчез; белый шар был не более