Читать книгу - "Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин"

руку, взял у чиновника, сопровождавшего Луизу, конверт с документами и пробормотал, не сводя глаз с Луизы:

– Приветствую вас, господин Коневин. Меня уже известили. Рад служить вам, сударыня…

– Это баронесса Палюдескар, лейтенант Глей, – еле слышно подсказал Коневин; похоже, здесь вообще не принято было разговаривать нормально, в полный голос. – Все в порядке, Глей. Вот, смотрите сами: освободить немедленно.

Они склонили головы над документом; их бормотание стало еще более невнятным. Лейтенант держал бумагу на расстоянии от себя, словно боялся, что она его обожжет.

– Да, да… Ларенцай, найдите в списке Итале Сорде. Поступил двадцать седьмого декабря.

Оба писца встрепенулись. До сих пор они сидели как истуканы – один за столом, второй за конторкой, – не говоря ни слова и стараясь не смотреть на Коневина и Луизу. У того, что сидел за столом, голова росла, казалось, прямо из плеч, а серое лицо было все покрыто какими-то бородавками. Второй, за конторкой, был тощий, хлипкий, с длинными прямыми волосами и узкой щелью вместо рта, точно прорезанной бритвой.

– Сорде? – громко переспросил тощий, и это имя на фоне давящей тишины и монотонного бормотания тюремного начальства прозвучало поистине оглушительно. – Сорде умер.

– Умер? Когда?

– В конце прошлой недели.

– Ясно. У нас тут эпидемия, знаете ли, – обратился лейтенант к Коневину и Луизе. – В этом году просто сладу нет с болезнями. Проверьте по списку, Ларенцай.

– Белая книга записи. Как особо опасный, – глубоким басом сообщил второй писец, без шеи.

– Достаньте список похороненных в феврале, Ларенцай. Пожалуйста, присядьте, баронесса, прошу вас.

Великан принес стул и вытер его собственным рукавом. Но Луиза не села. Она боялась пошевелиться: голова кружилась, в ушах стоял звон. Длинноволосый писарь спорил с тем, что без шеи, лейтенант бормотал, что-то втолковывая им обоим… Коневин в отчаянии попытался что-то сказать им, но Луиза не могла разобрать ни слова – сквозь непрерывный звон в ушах их голоса доносились до нее, точно кваканье каких-то адских лягушек.

– Прошу вас, баронесса, присядьте. Возможно, потребуется некоторое время, чтобы во всем разобраться, – услышала она наконец слова Коневина и послушно села, не обращая внимания на то, что шелковая юбка метет грязный пол.

Немного успокоившись и призвав на помощь все свое самообладание, она очень тихо спросила у Коневина, стоявшего рядом:

– Так что же, он действительно умер?

– Похоже, что все-таки нет, баронесса, – ответил он, но здесь, видно, умели улавливать даже тишайший шепот, потому что тощий писарь с длинными волосами заорал укоризненно, как будто все остальные заблуждались:

– В списке больных, а вовсе не покойников!

А второй, без шеи, прогудел:

– Особо опасных.

Луиза задрожала всем телом и невольно прижала руки к щекам. Вся кровь, до того отхлынувшая от ее помертвевшего сердца, теперь, казалось, разом прилила к нему горячей волной, вызвав головокружение. Луиза сидела совершенно неподвижно, пока не почувствовала, что вполне овладела собой и в обморок уже не упадет. Затем она – ровным голосом и даже чуть улыбаясь – заметила, обращаясь к Коневину:

– Интересно, как может человек остаться жив, проведя здесь два года?

– Здесь многие куда больше проводят, баронесса, и ничего, живут, – сухо ответил ей чиновник.

Он уже достаточно ясно показал ей, еще в кабинете губернатора, что ему очень не нравится то, что она затеяла; а с тех пор как они вошли в тюрьму, Коневин совершенно застыл, и с его круглой красной физиономии не сходило выражение отвращения и раздражения.

– Что это за эпидемия, о которой говорил лейтенант?

– Тюремная лихорадка, наверное, – ответил Коневин и коротко вздохнул.

Боится заразиться, догадалась Луиза, и эта мысль доставила ей странное удовольствие.

– Так, значит, Сорде тоже был болен? Его выпустят?

– Да, баронесса, конечно. Послушайте, Глей, я не могу торчать здесь весь день! Скажите им, чтоб поторопились.

– Минуточку, господин Коневин, минуточку! – угодливо пробормотал великан, ничуть, впрочем, не встревоженный; здесь была его вотчина, и Коневин здесь был не властен, и оба они это понимали.

Длинноволосый писарь что-то строчил, перо скребло по бумаге с отвратительным писком, удивительно похожим на пронзительный голос самого писца. Лейтенант подошел к столу, порылся в бумагах и что-то вполголоса сказал второму писцу. Часов в комнате не было. Луиза сидела молча, крепко сжав руки и машинально вертя перстень на пальце; от этих легких движений серый шелк ее юбки переливался, точно поверхность воды. Она с огромным трудом заставляла себя сидеть спокойно, ее измучило это бесконечное ожидание, однако минуты все текли и текли, и невозможно было сказать, много или мало прошло времени и не остановилось ли оно вообще. Наконец в коридоре послышался шум, и охранник в мундире ввел высокого лысого человека лет шестидесяти. Они остановились у самой двери. Лысый человек стоял, сгорбившись и глядя в пол мутными глазами; на нем были бесформенные серые штаны и старое пальто, висевшее как на вешалке. Заключенный стоял босиком на ледяном каменном полу, и Луиза поспешно отвела глаза.

– Сорде, Итале… – прочитал в какой-то бумаге лейтенант, и охранник подтвердил:

– Ну да, Сорде. Особо опасный.

Луизу подташнивало от гнева и отвращения, но она, стараясь сохранять спокойствие, сказала негромко:

– Это не он. Скажите, лейтенант, вы наконец займетесь тем заключенным, которого, согласно доставленному вам приказу, должны освободить, или мне придется привести сюда начальника тюрьмы?

– Как – не он? Из какой камеры, Лийвек?

– Из лазарета, – сказал охранник. – Это он.

– Удивительный у вас все-таки здесь беспорядок, лейтенант! – возмутился Коневин, и лейтенант, вдруг рассвирепев, заорал, выпрямившись во весь рост и нависая над охранником:

– Ты кого это привел? Немедленно увести!

Но охранник остался на месте, тупо повторяя:

– Это он.

Сам же заключенный, казалось, не проявлял к происходящему ни малейшего интереса. Его взгляд безучастно скользнул по Луизе. Он протер глаза рукой, и Луиза с ужасом узнала такой знакомый ей жест.

– Это он, это он! – прошептала она Коневину.

Остальные, конечно же, тоже услышали ее шепот. Лейтенант Глей торжествующе расправил плечи. Охранник отступил назад, писари что-то недовольно забормотали. Коневин тоже смотрел на нее весьма холодно. Но поскольку Луиза продолжала сидеть неподвижно, именно Коневину пришлось подойти к заключенному. Остановившись на некотором расстоянии от него, он спросил тихо и растерянно:

– Сорде?.. Господин Сорде?..

Человек терпеливо стоял на месте и не отвечал.

– Мы привезли приказ о вашем освобождении, господин Сорде. Ваш приговор отменен Верховным судом. Вы меня понимаете? – Коневин повернулся к Луизе. – Этот человек действительно очень болен, госпожа баронесса… – В его голосе слышались раздражение и отвращение. – Представления не имею, что вы сможете тут сделать. Положение совершенно немыслимое! Вы уверены, что?..

– Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы они поскорее покончили с формальностями, – прервала его Луиза. На заключенного она не смотрела.

– Сейчас