Читать книгу - "Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин"

кулаки, не меньше десяти минут думал о том, какая же мразь эта сердобольская саранча, со всех сторон облепившая Россию. Потом он вставал, показывал далекой Москве фингер и наливал себе пивка.

Пивные сердоболы яростно копили на банки: их продукт продвигали по всем каналам. Даже местная Афифа, которую Дмитрий вызвал однажды по студенческой памяти на очки, в ответ на просьбу снять халатик отрицательно покачала головой, предложив для начала собрать пятнадцать номерных крышечек от «Спящей Красавицы» и выучить список городских политзаключенных. И это, объяснила она, еще промоушен. Дмитрий поневоле пил много «Красавицы», но так унижаться ради обычной мастурбации не стал.

Для женщин, кстати, выпускали свою версию пива – «Спящего Красавца», и Дмитрий вольтерьянски улыбался, воображая, чем тот водит матронам по губам в их предутреннем сне. Однако вскоре он понял, как ошибается – собираясь выпить пива, дамы в Благородном собрании говорили «не засверлить ли нам красивого», что предполагало совсем другую фетишизацию бренда.

Из-за пивных эрекций одиночество томило все сильнее. Вспоминая крэперов со станции, Дмитрий даже не пытался решить вопрос по-столичному. Хотелось сохранить уважение к себе.

В Благородном собрании собиралось много барышень и фем – и Дмитрий одно время заглядывался на них всерьез.

Нейролесби метили себя «дикхедом», или, как говорили в Сибири, «тыкомкой» – татухой с сисястым кентавром-единорогом. Символ расшифровывался просто «цисгендер, забудь». Долго смотреть на таких дев мужчине не рекомендовалось – заметив на шее или предплечье «тыкомку», Дмитрий сразу отворачивался и отходил от греха подальше. По московскому опыту он помнил, что бывает, если замешкаться.

Фемы, ориентированные на замужество, позволяли пялиться на себя сколько угодно, но намекали на полную семейную доминацию, что было ясно по их кукухам.

Дмитрий провел много дней, изучая девичьи ошейники в кисейных и атласных вырезах. Иногда он, не стесняясь, надевал смарт-очки: комбинации и сборки символов разъяснялись на специальном сайте «Грамматика Любви».

Самые молодые и привлекательные барышни носили черные фрумерские кукухи-юнисекс с анархистскими черепами и звездами, показывая, что противостоят мировой машине угнетения и лжи. Соблазнение фрумеров предполагало серьезные инвестиции, и Дмитрий в их сторону даже не косился.

Пару раз в собрание заходила милая и свежая девочка-лицеистка с золотыми и серебряными яблочками, означавшими «возможно все» – но она была дочкой банкира со второго таера, гостила у тетки, и уже по цене ее кукухи было понятно, что Дмитрия этим яблочком не угостят.

Барышни постарше носили феминитивные кресты с кружком внизу – таких кукух было больше всего. «Могила мохнатки», как называли их помещики-циники: присутствие феминитива означало, что фаллическая пенетрация допускается только для деторождения в законном браке.

Некоторые девушки надевали феминитив, чтобы выразить общее недоверие к биологическим мужчинам – или дать понять, что они тоже лесбиянки, но не хотят делать на этом акцент. Еще феминитив любили сердомолки, у которых он имел совсем другой смысл, но помещику, особенно захудалому, про них можно было сразу забыть.

Многие помещицы носили кукухи из серебряных фаллосов, замаскированных под рыбки, морковки и огурцы. Это, как объясняла «Грамматика Любви», означало, что контакт с мужчиной возможен, но его ждет нейрострапоновое возмездие за века привилегий и гнета. Таких помещики-циники называли «сверлильщицами» или «обществом Кнута и Пряника».

Их было больше всего: после тридцати-сорока лет почти каждая барышня добавляла на кукуху пару полированных морковок. В случае разведенной дамы, правда, фаллические эмблемы могли иметь значение трофея, указывая на нечто среднее между метафорической кастрацией и неиллюзорным разделом имущества.

Вдовы и замужние обожали серебряных и золотых богомолов, иногда с мужскими головами в лапках. Между типами богомолов существовали тонкие различия, но центральная мысль была ясна.

В общем, в Благородном собрании расцветало много фемных идентичностей – но для Дмитрия, с его небольшими средствами и отвращением к пассивному аналу, подходящих вариантов не просматривалось.

Было ясно, что брачным опытом русского помещика-цисгендера без баночных перспектив будут побои, глум и символические репарации за гендерное рабство. Наверно, это было справедливо. Но расшифровывать символические значения девичьих кукух Дмитрию надоело, и скоро он начал заглядываться на холопов и холопок.

Он мог глазеть на них часами. И все время было чувство, что он смотрит какой-то издевательский мультфильм, злую сказку для взрослых.

Холопа-битюга можно было отличить от человека по особой размашистости движений и характерному покачиванию корпуса, как бы накапливающего кинетическую энергию для рывка. Женские сборки были лишены такой особенности.

По закону холопы должны были постоянно ходить в масках вне зависимости от эпидемиологической обстановки. Сами холопы не болели, но бессимптомно разносили вирусы, награждая ими хозяев. Или тоже болели, просто не жаловались.

Дмитрий, впрочем, предполагал, что обязательные маски ввели не из-за вирусов. Глядеть на улыбающееся лицо холопа было головокружительно – когда Дмитрий следил через камеру за хелперами, жрущими в стойле из корыта, его сердце замирало.

Молодые холопы походили на здоровых людей. Кожу десятилетних, близких к сроку утилизации, покрывала экзема и язвы. Но лица холопов были абсолютно счастливы и расслаблены, а глаза… Они сияли таким внутренним светом, такой невозможной любовью ко всему вокруг, что становилось почти больно.

На «Воздушном Слове» – религиозной программе для помещиков – регулярно напоминали, что у холопов нет душ. Вел передачу игуменитарий Максимилиан, прогрессивный научпоп в золотых ризах, покрытых рекламой дружественных сервисов. На клобуке владыки сиял феминитивный крест, сразу показывающий его отношение к главному внутрицерковному конфликту эпохи – так называемой схизме мужебожества.

– Человек есть тварь одушевленная, – говорил владыка, – он создан богиней и несет в себе образ создательницы. Холопы же суть твари бездушные, выращенные в рассоле сугубо для безмозглой работы – но имеют образ человечий, отчего смотреть на них бывает печально и тяжело… Происходит так оттого, что лица у них как у людей – и, когда холоп гримасничает, мы понимаем эту гримасу как человечью, то есть как если бы за лицом была душа, все эти чувства переживающая как мы сами… Выглядят они счастливо, но счастье их свинское, как у хряка, который жрет и не может остановиться. Человекиня так счастлива быть не может, потому что стоит выше в иерархии существ и несет в себе образ богический. Про зеркальные нейроны слышали? Вот тут они работают против нас, вводя в соблазн. Оттого хорошо сделали власти предержащие, что рыла их убрали под марлю…

В Благородном Собрании тоже говорили на эти темы. Дворяне, как положено, демонстрировали чудовищное невежество и полное отсутствие гуманизма. Один из них зимой поморозил дюжину хелперов в холодном сарае – но жаловался только на то, что агент «Ивана-да-Марьи» обнулил гарантию.

– Их дрессировать надо было, чтобы они растирались или там прыгали. Такое в чипе должно быть заложено. А они полегли на землю, как дрова. И почему я должен за