Читать книгу - "Большое собрание мистических историй в одном томе - Коллектив авторов"

их было очень невелико, но Спаркмен был человек знающий и на все руки мастер; не имея своей семьи, он любил сестру и ее детей как своих собственных, и ей вполне естественно было поступить в соответствии с его желанием. А тут еще и Джеймс – непоседливый по натуре и приобретший на войне вкус к бродячей жизни, он сразу загорелся мыслью о переезде. Потому в одно прекрасное апрельское утро их фургон двинулся по дороге в город. Фургон был небольшой, пароконный, немногим больше тех, в каких возят фрукты и птицу из пригородов на базар. На облучке сидел негр по имени Клайтус, а внутри ехали миссис Грейлинг и Люси. Джеймс и его дядюшка слишком любили верховую езду, чтобы запереться в фургоне, да и лошади под ними были отличные, добытые в бою у противника. У Джеймса еще и седло составляло предмет его гордости, военный трофей, завоеванный в сражении при Коупенсе у одного из поверженных им драгун Тарлтона. Проезд там в ту пору был хуже некуда, весь март шли обильные дожди, дороги развезло, всюду колдобины и разводья, с гор «Девяносто Шестого» намыло целые потоки красной глины, и по двадцать раз на дню приходилось, всем навалившись, на плечах вытаскивать застрявший в грязи фургон. Оттого и продвигались очень медленно, делая в день от силы по пятнадцати миль. Другая причина их медленного продвижения состояла в том, что требовалось соблюдать сугубую осторожность и постоянно быть начеку, высматривая врагов на дороге спереди и сзади. Джеймс с дядюшкой менялись по очереди, один ехал передовым, как разведчик в военном походе, а второй держался рядом с фургоном. Они провели в пути два дня, не встретив ничего внушающего тревогу или опасения. Проезжих на дороге попадалось мало, и все с одинаковой опаской сторонились друг друга. Но к вечеру второго дня, когда они только остановились и начали устраивать бивуак, кололи дрова, доставали котелки и сковороду, подъехал какой-то человек и без долгих церемоний к ним присоединился. Был он приземист и широкоплеч, с виду лет между сорока и пятьюдесятью, в грубой простой одежде, но на добром вороном коне редкой силы и стати. Изъяснялся очень вежливо, хотя и немногословно, но было ясно по его разговору, что хорошего воспитания и образования он не получил. Незнакомец попросился переночевать с ними и выразил свою просьбу почтительно, даже заискивающе, но в его лице было что-то хмурое, тяжелое, светло-серые глаза все время бегали, а вздернутый нос ярко рдел. Лоб у него был чересчур широк, брови, как и волосы, лохматые, кустистые, с сильной проседью. Миссис Грейлинг он сразу не понравился, и она шепнула об этом сыну, но Джеймс, который чувствовал себя ровней любому взрослому мужчине, только ответил:

– Что же из того, матушка? Не можем же мы вот так, за здорово живешь, прогнать человека. Ну а если он замыслил недоброе, так ведь нас двое, а он один.

Незнакомец был безоружен – по крайней мере, оружия при нем было не видно – и держался так смиренно, что первоначальное предубеждение против него если и не развеялось, то и не утвердилось. Молчаливый, слова лишнего не вымолвит, он никому не смотрел в глаза, даже женщинам, и одно лишь это обстоятельство подкрепляло, по мнению миссис Грейлинг, неприятное впечатление, которое он на нее произвел при первом знакомстве. Вскоре маленький лагерь был готов для мирных и военных нужд. Фургон откатили с дороги и поставили под сводами леса у опушки, лошадей привязали к задку, чтобы их не украли, даже если бы бдительность сторожа, которому предстояло их стеречь, и притупилась на какое-то время. В соломе на полу фургона спрятали запасные заряженные ружья. Вскоре у обочины, между фургоном и дорогой, запылал костер, бросая вокруг фантастические, но приветливые блики, и миссис Грейлинг, эта достойная леди, не тратя времени даром, принялась с помощью маленькой Люси прилаживать на угольях сковороду и нарезать окорок, который был взят с собою из дому. Джеймс Грейлинг между тем пошел в обход вокруг лагеря, а его дядя Джоэль Спаркмен, оставшись сидеть лицом к лицу с незнакомцем, казался воплощением той совершенной беззаботности, какая почитается в этом мире верхом земного блаженства. Однако же он вовсе не был столь безмятежен, как представлялся. Бывалый солдат, он просто предпринял маскировку и спрятал свои страхи за показным бесстрашием и спокойствием. Ему тоже, как и сестре, незнакомец с первого взгляда пришелся не по вкусу, и, подвергнув его расспросам, что в то опасное, сложное время вовсе не рассматривалось как нарушение учтивости, он только утвердился в своей неприязни.

– Ты ведь шотландец, верно? – ни с того ни с сего спросил Джоэль, подобрав ноги, вытянув шею и зорко сверкнув на того взглядом, словно ястреб на выводок куропаток. Трудно было этого не понять: у незнакомца был сильный шотландский выговор. Но Джоэль соображал медленно, понемногу. Ответ последовал не без колебаний, но утвердительный.

– Надо же, какая странность, – отозвался Джоэль, – что ты воевал на нашей стороне. Мало кто из шотландцев – я так ни одного не встречал, разве что вот ты, – чтобы не стоял горой за тори. Этот поселок Кросс-Крик у речной переправы был нам, вигам, хуже болячки в боку. Просто не люди, а змеи аспидные. Ты, незнакомец, надеюсь, не из тех мест?

– Нет, – отвечал его собеседник, – я вовсе не оттуда. Я жил выше в горах, в поселке Дункан.

– Слыхал про такой. Но не знал, что люди оттуда дрались на нашей стороне. Ты у какого генерала сражался? Из наших, каролинских, у кого?

– Я был при Смолистом болоте, когда генерал Гейтс потерпел поражение, – помявшись, ответил тот.

– М-да, слава богу, что меня там не было. Хотя им бы туда кого-нибудь из молодцов Самтера, Пикенса или Мариона, к этим двуногим тварям, что тогда задали стрекача. Небось другое дело было бы. Я слыхал, там некоторые полки кинулись наутек, не выпустив и по одному патрону. Надеюсь, ты, незнакомец, не из их числа?

– Нет, – последовал более решительный ответ.

– По-моему, нет худа, ежели солдат и поклонится пуле или увернется от штыка, коли сумеет, потому что, мое такое мнение, живой солдат лучше мертвого или, глядишь, еще станет когда-нибудь лучше; но побежать, не сделав по врагу ни единого выстрела, – это чистейшей воды трусость. Тут двух мнений быть не может, вот так, незнакомец.

Шотландец выразил свое согласие с этим суждением, произнесенным не без запальчивости, однако Джоэля Спаркмена даже собственное красноречие не способно было отвлечь от первоначального предмета. Он продолжал:

– Но ты не сказал мне,