Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

Господи, это же мужчина! В мужском пенджабском костюме. Как я не заметила?

Такого же роста и телосложения. Такое же лицо. Но глаза каменные, губы сшиты. Из кармана торчит пачка сигарет. За ухо заткнут малюсенький карандаш. Волосатые пальцы на ногах. На голове вышитая мусульманская шапочка. На посурьмленных глазах очки. Вокруг шеи перекинут сантиметр, свисающий с обоих плеч. В руке ножницы.

– Вы к кому? – красивые, но холодные, неузнающие глаза.

Дочь в смятении. Мужской голос из мужского тела.

– Но вы…

Мужчина молча посмотрел на нее и продолжил чертить мелком линии на разложенной перед ним ткани.

– Посмотри, что мадам хочет заказать, – громко сказал он юноше, стоящему за стойкой.

– Ничего. Я хочу увидеть… эту… Мама… больница… тетушка…

Ледяные, непонимающие глаза.

– Тетушка знает меня, – как будто оправдывалась она.

– Простите?

– С тетушкой Рози… ей… – начала она заикаться.

В этот момент с грохотом вошла какая-то женщина:

– Мастер джи, мой костюм.

Мужчина повернулся:

– Готов?

– Нет, – ответили изнутри.

– Вы же сказали, в среду.

– Приходите в четверг. Портной уехал в деревню. Взял два выходных.

– Как же так, Мастер джи, – начала она причитать. – А моя дупатта?

– Я же говорил, что не хватает ширины. Не останется ткани.

– Но хозяин ателье говорил…

– Он продает, а я шью. Какой нам прок с остатков? Носовые платки делать? Портной Мастер Раза не шьет из обрезков.

– Но Мастер джи…

– Приходите в четверг, сейчас… – Возможно, мужчина повернулся к Дочери, но она уже была за дверью.

Это Портной Мастер Раза, или близнец Рози, или сама Рози? Вот так река текла в обе стороны, разве этого не было достаточно? А сколько сторон еще будет?

Теперь Мама тоже развернула лицо в обе стороны?

От злости и растерянности капают слезы. Или оттого, что: «Неужели все всегда будет помимо моей воли?» Или: «Уже никогда не будет, как раньше?» Или: «Почему я ничего не понимаю?»

59

Все стояли вокруг. Гремучая смесь: Старший, Невестка, Дочь, К. К., еще кто-то, их друзья и приятели, все прячут глаза, но внутри все переживают об одном: о внутреннем органе своего близкого человек – о Маминой вагине. Или члене.

Прибежала запыхавшаяся, как лошадь, тетушка Рози:

– Как же так, сестрица? Детка, как же так? Почему не сказали? Сестрица, бросай эту привычку!

– Старость выкидывает всякие номера, – увидев ее, Мама обрадовалась.

– Это не старость. Волдыри, прыщи, угри – это все у девчонок. Это у вас такая молодая старость.

Все стали отводить глаза.

– Ничего такого, инфекция, – сказала Мама с гордостью. – А ты где шаталась? – насупилась она.

– Упражняюсь, сестрица, упражняюсь. Каждый день тридцать четыре стихотворения: семнадцать читаю, повернувшись в одну сторону, семнадцать – в другую. А что это вы надели здесь при полном собрании? – указала она на Мамины запястья.

Мама посмотрела на нее в изумлении.

– Всего два, – сказала она.

– Сестрица, это Индия. Здесь умудряются свистнуть с цепи жестяную кружку, пока сидят в поезде над дыркой в сортире. А это больница, где смогут обобрать даже голого.

Окружающие опять не знали, куда деть глаза.

– Я же не останусь тут. – Мама закрыла глаза. А когда открыла, сняла браслеты и подняла руку Дочери, которая стояла рядом. – Носи ты.

– Остерегайся четырех людей. – Рози показала потные пятна под мышками, распуская на голове пучок, потом снова закрутила волосы и собрала. – Адвоката, полицейского, врача и мясника. Того и гляди дело пришьют или прирежут.

– Сделают обычные проколы, никаких ножей.

– Я все знаю, – рявкнула Рози в ответ. – Только что говорила с главной медсестрой. Я же пришла сюда. – Она склонилась над Мамой и погрозила пальцем: – Здесь больных делают еще больнее, чтобы они возвращались снова и снова, но только не убивают – иначе как они вернутся? Операцию будут делать! Какую такую? Чтобы выдрать? Эти врачи – большие умельцы что-нибудь выдрать, – покраснела она от злости. И тут же рассмеялась: – Особенно мужчины.

С тех пор Мама стала называть опухоль волдырем. Который рос внутри и при каждом толчке и сжатии норовил выскользнуть наружу. Жизнерадостный лингам. Отсечение которого доктора назначили на следующую неделю. До тех пор он будет тайком выглядывать и смотреть на мир, а потом прятаться в свою пещеру и засыпать.

Или это был пылающий лингам Шивы, который Парвати спрятала внутри себя, чтобы, окунувшись в ее прохладные воды, он остыл? Ш-ш-ш… шанти… шанти… покой… Чтобы утихомирить искрящие желания, йони окружает их водой – нирвана, медитация, самадхи, все то, что видишь в храме Шивы. Йони и йогин.

60

Уменьшающаяся женщина была во власти чар. Из глины своего тела она выбирала каждый шрам, пятнышко, родинку, движение, стон, как если бы это были забытые там камешки, сухие ветки, обрезки, колючки, – в надежде, что земля снова заплодоносит. И вырос лингам!

Возможно, она боялась. Когда познаешь тело – это пьянит, когда исследуешь его географию – тоже, но если кто-то другой начинает вмешиваться, например врач, – это совсем не в радость. Моя земля только моя. Побег, листок, веточка, кустик, или святой лингам, или всего лишь опухоль, от которой нужно избавиться, но пусть это сделаю я. Как только слово «операция» разрезает воздух, беседа достигает своего апогея. Кто-то впадает в ступор, кто-то признает поражение, кто-то приходит в ярость, кто-то становится набожным, кто-то совсем не переживает, а кто-то – ну-все-конец. Кто-то считает нужным прочесть лекцию: «Так ведь укол иглой – тоже операция, не бойся!» А кто-то подхватит и щегольнет образованностью: «Даже не иглой, а шприцем откачают гной из кисты, она высохнет, сожмется и сама отвалится». Кто-то напоминает: «Когда делаешь уборку, соскребаешь ведь присохшую грязь – вот и тут также. Уборка, не операция!» А Невестка сообщила, что, по словам сына, с которым она разговаривала по телефону, все это выскребание, отрезание, прокалывание – дело маленькое, но после станет известно, доброкачественная опухоль или злокачественная.

Наверное, Мама разозлилась. Она почувствовала силу оттого, что Рози была рядом. Наверное, обе сидели лицом к лицу и костерили волдыри и волдыревыдирателей на чем свет стоит, и ровно за два дня до операции случилось странное: по Маминому бедру хлынула кровь – неожиданно, как первые месячные.

– Что это? – разволновалась Дочь и, обернув тканью кусок ваты, сделала прокладку, позвала К. К. и сказала Невестке, которая вихрем примчалась вместе со Старшим.

Старший молчал и переживал больше всех. С одной стороны, он хотел, чтобы Маму скорее вылечили и он смог бы забрать ее, с другой – прежде чем будут делать операцию, нужно дать ей на подпись чеки, акции и бумаги на землю, которую они купили