Читать книгу - "Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин"

резервуарам с горючим, расположенным метрах в ста от деревянного здания аэровокзала. Оно было почти таким же, как и в Таежном. Недалеко от резервуаров уже стоял один вертолет. Около него суетились люди.

Вылететь из Никольского удалось только через час, так долго шла заправка. Остудин не придал большого значения этой задержке. Но когда они сели на бетонную полосу аэродрома в Среднесибирске, был уже восьмой час вечера. Еще полчаса потеряли на то, чтобы добраться с вертолетной стоянки до здания аэропорта. Остудин понял, что в геологическом объединении сегодня уже никого не застанет. А он даже не заказал гостиницу, подумав, что в объединении должна быть бронь. «Придется падать в ноги администратору и выпрашивать койку», — подумал он.

Уже в такси Еланцев спросил его о гостинице.

— Да ты понимаешь, я совсем забыл об этом, — честно признался Остудин. — Думаю, на одну ночь место где-нибудь найдется.

— Ты не знаешь нашего города, — сказал Еланцев. — Я поеду с тобой.

В гостинице «Сибирь», куда они обратились и где уже однажды жил Остудин, мест не было.

— Ничем не могу помочь, — сказала молодая холеная администраторша, скользнув по ним равнодушным взглядом.

В следующей гостинице, носящей название «Центральная», но находящейся почему-то на отшибе города, тоже все было занято. Еланцев, предвидевший это и потому сопровождавший начальника, сказал:

— Остается одна возможность — ехать ко мне. Большой комфорт не обещаю, но диван предложить могу.

— Ну, нет, — резко возразил Остудин и поднял ладонь кверху. — Ты так долго не виделся с женой. Что же я буду вам мешать?

— Вся беда в том, что жена на гастролях в Праге, — ответил Еланцев. — Я знаю, что в квартире чудовищный беспорядок, поэтому не хотел приглашать тебя туда. Но у нас нет выбора.

— Выбора действительно нет, — согласился начавший уже приходить в уныние Остудин. — Поехали, посмотрим, как ты живешь.

В квартире, как и предполагал Еланцев, было неубрано. Вещи жены лежали на кресле, на стульях, и от этого жилье походило на внезапно покинутый табор. Еланцев сгреб все это в кучу и отнес в шифоньер.

— Женатые холостяки, — с горечью сказал Еланцев, и Остудин понял, что он имел в виду себя и свою жену.

Квартира была в доме старой постройки, но недавно отремонтированной. Обои отливали чистотой, рамы и подоконники блестели свежей краской. И только старый пол, тоже покрашенный недавно, при каждом шаге поскрипывал половицами, словно жалуясь на что-то. Услышав этот скрип, Остудин вспомнил дом своей матери, живущей со старшей сестрой в небольшой станице на Кубани. Мать всегда вставала рано и, готовя завтрак, старалась ходить на цыпочках, чтобы дать детям поспать лишний часок. Но старый рассохшийся пол скрипел под ее легкими шагами, как несмазанные качели. И Остудин нередко просыпался от этого скрипа.

В последнее время мать постоянно болела. Год назад ей прооперировали желудок. Сначала это помогло, а последние три месяца, как пишет сестра, она чувствует себя очень плохо. Вся высохла, почти ничего не ест. Остудин ничем не мог помочь матери, жалел ее, физически ощущая свое бессилие. «Поеду за Ниной и Олей, обязательно заскочу к ней хотя бы на день», — подумал он.

Еланцев возился в другой комнате. До Остудина доносилось его недовольное бурчание и обрывки разговора с самим собой: «Вот черт, надо же... И куда она их положила?..» По всей видимости, он не мог разыскать какие-то вещи.

— Послушай, Иван, — сказал Остудин, ему было неудобно, что он нарушил планы товарища. — Ты говорил, что у тебя здесь есть какая-то девушка... или женщина... Я не знаю. Может, ты ее хотел пригласить, а я вам мешаю?

Еланцев появился в дверях комнаты растрепанный и сердитый.

— Удивительная способность у этих женщин, — сказал он. — Приберут какую-нибудь вещь, ни за что потом не найдешь.

— О чем ты? — спросил Остудин.

— Да вот простыней тебе найти не могу. Подушку и одеяло нашел, а простыней нет.

— Да брось ты, — засмеялся Остудин. — Все это мелочи жизни.

— Для тебя, может, и мелочи, а для меня нет.

— То есть?

— Хочу пригласить Настю. Пусть постелет тебе кровать. Ты же мне друг?

— Не понимаю, — пожал плечами Остудин и посмотрел на Еланцева.

— Да нет... — Еланцев даже поперхнулся застрявшим в горле смешком. — Я совсем не в том смысле, как в анекдотах про чукчей или тунгусов. — Хочу, чтоб Настя почувствовала себя хозяйкой в доме. Любовница постели гостю не стелет. Это дело хозяйки.

— Чего это ты так сразу решил заводить новую хозяйку? — насторожился Остудин.

— Устал я, Роман. От неустроенной жизни устал. Мне уже тридцать семь, а семейного тепла так и не ощутил. Иногда прилетишь с буровой, зайдешь в свой дом в Таежном, а в нем не прибрано, не топлено... как в собачьей конуре. И по-собачьи завыть хочется. Надо ведь и детей уже иметь. Я старше тебя, а у меня никого...

— Что же ты не перетянешь жену в Таежный? — Остудин с укоризной посмотрел на своего главного геолога. — Нашли бы ей там работу.

— Варю-то? — Еланцев горько усмехнулся. — Из моей жены декабристки не получится. Это княгиня Волконская ради мужа могла поехать в Тмутаракань. Для моей — жизнь это сцена. Она не может без нее, гастролей, аплодисментов. Надо бы уже давно развестись, а мы все еще на что-то надеемся.

— Русская женщина всегда способна на подвиг.

— Найди теперь такую, — сердито заметил Еланцев. — Нас разложил интернационализм. Утрачены семейные традиции, уклад жизни. Княгинь Волконских уже нет, Роман Иванович. Остались одни Дуси, Прасковьи, Марфы.

— И Варя такая?

— Не совсем. Иначе бы не лелеял столько лет эфемерную надежду.

— А теперь решил покончить? — спросил, словно бросил булыжник, Остудин.

— Пойду посмотрю простыни, — сказал Еланцев. — Ведь где-то же они лежат.

«Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастная семья несчастлива по-своему», — вспомнил Остудин слова великого писателя. На мгновение в сознании возник образ жены. И Остудин физически ощутил, как соскучился по ней, по ее губам, запаху волос, по ее упругому податливому телу.

В комнату снова заглянул Еланцев.

— Ну, наконец-то нашел, — сказал он с облегчением и показал Остудину простынь. И тут же без всякого перехода спросил: — Ты как насчет поужинать?