Читать книгу - "Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин"

импозантно. Широкоплечий то ли по своей конституции, то ли по портновскому замыслу, он гляделся за столом, как единственно возможный из всех присутствующих его хозяин. Глаза Казаркина серо-зеленого оттенка не смотрели, а взирали на окружающих с холодной бесстрастностью. Но не взгляд был примечателен, не тяжелые хрящеватые оттопыренные уши. У Казаркина был необычный рот. Такого рта Остудину прежде видеть не доводилось. Когда Николай Афанасьевич молчал, создавалось впечатление, что он безгубый. Есть серые, гладко зачесанные назад волосы, есть реденькие, немного изогнутые брови, хрящеватый, как и уши, нос тоже есть. А вот вместо губ — тонко прочерченная полоска, похожая на сделанную по линейке бритвенную прорезь. «Казаркин, наверное, человек волевой и очень неуступчивый, — подумал Остудин. — Тонкогубые люди обычно злы и своенравны. Насколько же должны быть обострены эти качества у человека, лишенного губ вообще». Ничего больше о Казаркине Остудин подумать не успел, потому что тот, остановившись на нем взглядом, сказал:

— Что ж, товарищи, присаживайтесь. Мы тут посоветовались и решили, что тебе, Роман Иванович, полезно прямо с колес окунуться в наши дела. Да ты садись, садись... — он показал на свободный стул недалеко от себя. — И ты, Юрий Павлович, устраивайся.

Приход Остудина и Краснова прервал на полуслове доклад невысокого человека с большими пролысинами. Одет он был в серый мешковатый ширпотребовский костюм, который придавал ему домашний, несобранный вид. «Фокин, председатель райпотребсоюза», — шепнул на ухо Остудину сосед.

Монотонный, спокойно-бесстрастный тон докладчика никак не вязался с той тревожной обстановкой, которую рисовал Фокин. Торговле недостает всего: сахара, круп, овощных консервов, телогреек, валенок. Едва что появляется на прилавках, сразу вырастают очереди. Фокин долго говорил о положении, которое для себя Остудин оценил как катастрофическое, и кончил безнадежно:

— Если райком не поможет, мне нечем будет выдавать зарплату продавцам.

— И не только продавцам, — вставил кто-то.

— О людях надо думать, — вмешался Казаркин. — До чего дожили — валенки в дефиците. Фонды, видишь ли, не отовариваются. Ну, хорошо, фонды фондами, а сам-то ты что думаешь?

— А что мы можем? — развел руки Фокин и обвел взглядом членов бюро, словно искал у них сочувствия.

— Кстати, насчет денег. Почему до сих пор не отремонтировал коптильный цех? — спросил Казаркин.

— Так ведь не было же указания, — Фокин попытался остановить свой бегающий взгляд на глазах секретаря. Тот слегка наклонил голову и холодно усмехнулся:

— Может, тебе строительную бригаду организовать?

Остудин слушал этот неторопливый диалог и не мог понять, для чего он ведется. Вот стоит потешный, никчемный человечек, расписывается перед всеми в своей полной профессиональной несостоятельности, а взрослые дяди, часть из которых руководит большими коллективами, молча слушают его вместо того, чтобы гнать такого председателя из райпотребсоюза поганой метлой. Почему так происходит? Ведь когда плохо работает тот же буровой мастер, его немедленно снимают с работы. Почему никто, даже первый секретарь райкома, не говорит об этом?

Остудин слушал и ждал, что кто-нибудь сейчас встанет и скажет именно то, что необходимо сказать в таких случаях. Он мыслил производственными категориями, где все на виду и каждый отвечает за конкретное дело. Мир политики был для него не только чужд, но и непонятен.

Он не подозревал, что никудышный Фокин устраивает первого секретаря Андреевского райкома партии именно своей несостоятельностью. Она позволяет Казаркину на виду у всех взвалить на свои плечи часть забот подчиненного, с которыми тот справиться не в состоянии. Это создает мнение, что без вмешательства первого секретаря невозможно решить ни одной серьезной проблемы. А когда таких проблем появляется много, первый секретарь становится просто незаменим. Конечно, лишь в том случае, если он не слишком досаждает этими проблемами непосредственному областному начальству.

Фокин пятнадцать лет бессменно заведовал орготделом райкома партии. Уже одно это делало его в глазах Казаркина человеком надежным. Придя в райком, Казаркин стал выдвигать на руководящие посты засидевшихся работников. Торговлю Николай Афанасьевич считал одним из самых важных участков, который должен постоянно находиться под партийным контролем. С этого и начал свою новую деятельность Фокин. Он не имел ни малейшего понятия о накладных, прейскурантах, бухгалтерии, а шутку о том, что сальдо сходится с бульдой, воспринимал всерьез и очень удивился, узнав, что это всего-навсего выдумка острословов.

Фокин, как был партийным работником, так и остался им. Он искренне полагал, что райком может все, и только его вмешательство способно изменить течение дел. Поэтому начинал свой рабочий день не в райпотребсоюзе, а в райкоме партии. С утра непременно встречался с кем-нибудь из заведующих отделами. И при каждом удобном случае старался попасть на глаза Казаркину.

Несколько лет назад прежний председатель райпотребсоюза, ныне работающий директором крупного универмага в области, организовал бригаду рыбаков и построил коптильный цех. С ранней весны до поздней осени копченая рыба в магазине не переводилась. Местные жители ее не брали, потому что ловили и муксуна, и стерлядь, а наиболее ушлые промышляли осетров. Но копченого язя, ельца, чебака с удовольствием покупали пароходные команды и пассажиры теплоходов. Прибыль от этого райпотребсоюз получал немалую.

И надо же было так случиться, что вскоре после прихода туда Фокина коптильня сгорела.

— Ты тут говорил о помощи, — нахмурился Казаркин. — Какая тебе помощь нужна? Что за тебя райком еще должен сделать?

Казаркин говорил с усмешкой, но это только подчеркивало резкость слов. После них должен был последовать вывод о несостоятельности Фокина. Однако все произошло не так, как думал Остудин.

Роман Иванович не знал, что утром Фокин один на один перечислил Казаркину все беды райпотребсоюза, и тот пообещал поддержать его на бюро райкома. Теперь Казаркин должен был выбрать форму этой поддержки и озвучить ее перед членами бюро. Он прикрыл глаза, провел пальцами по векам и немного устало сказал:

— Да, дела. Надо искать решение, — Казаркин сделал паузу, обводя взглядом членов бюро: — Я позвоню в обком и облпотребсоюз. Думаю, нам не откажут. Проект решения у вас на руках. Ты, Фокин, иди, а мы переходим ко второй части вопроса.

Фокин ушел, а Остудин так и остался в недоумении, не понимая, для чего этого человека приглашали сюда. Никто из членов бюро ничего не спросил, никто ничего не сказал. Только короткие незначительные реплики. Все свелось к тому, что секретарь пообещал Фокину позвонить в область и что-нибудь придумать. Тогда при чем здесь бюро, если все это можно было решить в течение нескольких минут один на один?

Прежде чем продолжить обсуждение