Читать книгу - "Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин"

переживания. Особенно, когда вижу несправедливость и ничего не могу поделать. К сожалению, такие понятия, как благородство, честь, высокая порядочность, все реже встречаются у нас даже в лексиконе. В жизни их уже почти не осталось.

— Вы рано разочаровались, — заметил Остудин.

— Наоборот, — сказала Татьяна. — Я делаю все, что могу, чтобы вернуть эти понятия в нашу жизнь.

«До чего же все-таки мы, русские, странные люди, — подумал Остудин. — Чего не хватает этой девушке или, вернее, молодой женщине, не обделенной красотой и умом? Имеет работу, которая ей нравится, достаток в семье. Живи и наслаждайся. Так нет же, ее гложет червь сомнения, раздирают противоречия, ей хочется справедливости. Человечество борется за справедливость со времен Древнего Рима и даже раньше, и конца этой борьбе не видно. В чем заключается эта справедливость? Как добиться ее для всех? «Надо, чтобы каждый жил по совести, вот тогда это будет справедливо», — вспомнились Остудину слова матери. Но ведь и совесть — понятие растяжимое. Каждый человек измеряет ее своей собственной меркой.

— Вы о чем-то задумались? — спросила Таня.

— Да все о том же, о справедливости, — ответил Остудин и тут же спросил: — Вы питаетесь в этой столовой?

— Ну что вы, — удивилась Татьяна. — Я дома готовлю. Себе и мужу.

— Ваше счастье, что не питаетесь. С таких харчей не то что сил не наберешься, ног не поднимешь.

Последние слова Остудин произнес намеренно громко, чтобы их слышала столовская начальница, которая подходила к ним с тарелкой в руках. На тарелке аппетитно золотился поджаренный карась. Едва увидев проходящую через зал Ростовцеву, она поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Гостем столовой был скромничающий большой начальник. К мелкой сошке местная знаменитость — а Ростовцева, острая в своих газетных статьях и резкая в оценках, несомненно была районной известностью — не подойдет. Тут же искушенная, находчивая дама прикинула, что двое будут беседовать. Перед одним еда, вторая — при пиковом интересе. Гость и так уже пожаловался Ростовцевой на столовские блюда. А той ведь недолго напечатать его впечатления о районной столовой в газете. Представив это, заведующая передернула плечами, словно ее охватил озноб. Осторожно поставив перед Остудиным тарелку, она сказала:

— Вот, пожалуйста... — и тут же обратилась к Татьяне: — А вам, Танечка, что? Может, организовать омлет?

Татьяна хотела отказаться, но быстренько сориентировалась:

— Кофе, пожалуйста.

Таня села за стол, и натянутость сразу исчезла. Ее сменила гостеприимная обстановка, в которой любое слово к месту, а в шутке не ищут скрытый смысл. Она познакомила Остудина с Зинаидой Сергеевной Кутеповой, «заведующей этой самой столовой». Роман Иванович поднялся, протянул руку и назвал себя.

— Очень приятно, — сказала Зинаида Сергеевна и, гордая тем, что ей первой в райцентре удалось познакомиться с новым начальником нефтеразведочной экспедиции, пошла распорядиться насчет кофе.

— Вообще-то я пришла не для того, чтобы отрывать вас от обеда, — сказала Таня. — Столовая — не самое удобное место для общения. Не могли бы вы после бюро зайти в редакцию? Нам всем было бы приятно с вами познакомиться. Да и вам это было бы не бесполезно. Угощать нечем, но чашку хорошего чаю обещаю.

На Танином лице застыла чуть заметная полувопросительная улыбка. Она не знала, как он отреагирует на ее предложение. Но Остудин торопливо, словно боясь, что Таня передумает, сказал:

— Конечно, приду. Сразу же после бюро.

Его не интересовали остальные сотрудники редакции. Ему вдруг захотелось еще раз увидеть эту женщину. Таня ушла, а он, не притрагиваясь к остывающему карасю, продолжал смотреть на дверь, за которой она скрылась…

РАЙКОМ РЕШАЕТ...

В приемную первого секретаря райкома Остудин пришел без десяти два. Он был уверен, что явился раньше срока. И очень удивился озабоченности Краснова, который уже сидел здесь, но, увидев Остудина, соскочил со стула. Подошел почти вплотную и, нагнувшись к уху, вполголоса сказал:

— Что ж ты, Роман Иванович, заставляешь себя ждать?

Остудин поднял руку с часами, повернул ее так, чтобы мог видеть Краснов, и постучал пальцем по циферблату:

— Насколько я понимаю, нам назначено к двум.

Нервозность Краснова была совершенно непонятна ему. Ситуацию разъяснила секретарша, вальяжная женщина лет сорока пяти в темном шерстяном сарафане и шелковой кофте с большим бантом под подбородком.

— Николай Афанасьевич сказал, чтобы я пригласила вас сразу, как придете, — сообщила она. — Я сейчас доложу.

Остудин никогда не бывал на заседаниях бюро райкома партии и считал, что там все отлажено, как в часовом механизме. Сам он неукоснительно соблюдал правило делового человека: точность — вежливость королей. Если назначил кому-то встречу на два, значит, она должна состояться в два — не раньше, не позже. То же самое требовал и от подчиненных. Обязательность воспитывает дисциплину, без которой невозможно ни одно серьезное дело. Оказывается, в райкоме демократичнее. Люди приехали на машинах, прилетели на вертолетах. С точностью до минуты здесь не угадаешь при самом большом желании. И потому их не заставляли томиться в приемной. Это о чем-то говорит.

Секретарша вышла из кабинета почти мгновенно. Не прикрыв за собой дверь, сказала:

— Заходите, вас ждут.

Краснов отступил в сторону, пропуская вперед Остудина. Тот шагнул через порог и увидел обернувшиеся к нему лица, которые на первый взгляд показались одинаковыми. Люди сидели по обе стороны длинного и оттого выглядевшего узким стола, упирающегося торцом в стол первого секретаря. Сделав шаг, Остудин остановился, разглядывая Казаркина. Взгляд запечатлел всю картину сразу.

На столе Казаркина стояло два телефона — белый и зеленый. «Один, скорее всего, прямой, на область», — почему-то подумал Остудин. Рядом с телефонами из черного пластмассового стаканчика торчал букет разноцветных карандашей. Судя по тому, как они были отточены, карандашами Казаркин пользовался редко. Сбоку стаканчика — стопка писчей бумаги и перекидной календарь с частыми чернильными пометками. Все деловое, все осмысленное. Казаркин возвышался над всем этим канцелярским антуражем, как управитель.

Из общений с мужами, людьми и людишками Остудин уже давно заметил, что стол — это, по сути дела, слепок своего хозяина. Если его владелец заполошный, то и на столе черт ногу сломит. Ну а коли человек твердо стоит на земле и не подвержен сомнительным шатаниям, то и стол его похож на цитадель. Именно таким он был у Казаркина.

Сам первый секретарь в строгом темно-сером костюме, белоснежной сорочке, схваченной у воротника голубым галстуком, выглядел