Читать книгу - "Осенняя охота - Екатерина Златорунская"

«Видел северное сияние, оно зелеными змиями вилось в бело-желтом небе, высылаю фотографический снимок».

Мать директора показывала фотографию. Ингигерда пыталась увидеть на снимке зеленого змея, но ей не удавалось.

Она думала о директоре и в своем маленьком доме, и за круглым белым пластиковым столом из второго супермаркета в палисаднике, где росли розы – сонные, маленькие, распускавшиеся с усилием и быстро увядавшие – весной и летом, осенью и зимой. Когда шла на работу и с работы. В бане воскресным днем, водя рукой в тазике с водой, облепленная зелеными березовыми листьями. В своей одинокой постели. И шел дождь осенью, а зимой снег, а летом и весной пели птицы и качались ветви деревьев.

В фойе предприятия висели фотографии директора в надувных воротничках производства предприятия «Облакенариум». На нем были и велюровые, разных цветов, – повседневные варианты, и с принтами – цветущих яблонь, одуванчиков, ромашек, круглых крошечных китов, детских желтых резиновых сапожек – праздничные. И каждый воротничок шел директору. На последней фотографии директор предприятия по-прежнему улыбался, но на его голове появились седые волосы, да и у Ингигерды тоже. Утром, расчесывая длинные светлые волосы, она увидела сверкнувшую ледяным блеском седину.

Скоро волосы директора стали полностью седыми, следом поседели волосы Ингигерды – не осталось ни одного прежнего светлого волоска.

Мать директора умерла, ее отвезли на кладбище, где каждому умершему работнику предприятия полагалась одна могила, и на каждой могиле ставили памятник – воротничок с годами жизни и смерти, фамилия, имя, отчество.

Но директор писал ей письма по-прежнему, где-то он путешествовал, где-то он плыл, летел в надувных воротничках предприятия надувных изделий «Облакенариум».

Одно письмо начиналось так: «Дорогая Ингигерда, спасибо, что согласилась стать управляющей нашим чудесным маленьким предприятием, производящим чудесные надувные воротники, так выручающие путешественников в долгих поездках. Знаю, что из всего нашего маленького города одна ты читаешь мои письма и одна ты ждешь меня. Вернуться в наш город у меня больше нет возможности, там, где я нахожусь, нет ни поездов, ни самолетов, но вокруг так красиво, что у меня нет слов передать эту красоту, потому что я израсходовал все слова, описывая красоту других мест». В конверте лежал билет на имя Ингигерды, страна не указана, аэропорт не указан, и вообще билет был ненастоящий, нарисованный от руки.

День перед отъездом Ингигерда провела как обычно.

В шесть утра пришла на завод, где немногочисленные работники предприятия трудились на своих рабочих местах, производили воротнички, ставшие классикой, и даже выпускали новинки с грушей для надувания. После смены сходила в баню, поздно вечером вернулась домой, вскипятила чайник. Шли часы тихим ходом, и свет – нежный яблоневый свет луны – лежал на подушке, столе, половиках.

Ингигерда села в кресло и сидела так долго, перечитывая письмо директора. Так, с письмом в руке, просидела до утра, а утром пошла на работу. На складе собрала в огромный мешок груды нераспроданных воротников разных цветов, с принтами и без, без надежды отправиться в путешествие, начиная с тысяча девятьсот семьдесят первого года, и снесла мешки на реку.

Темно-синий воротничок цвета вечернего моря, которое она никогда не видела, лежал в мешке среди других безжизненной тряпочкой. Она надела его на себя, вдохнув в него воздух, воротничок расправился, ожил, обхватил шею нежно и мягко. Другие воротнички, словно неумелые дети, надутые и плотные, поплыли по воде неизвестно куда, их было так много – они сливались в разноцветную пену.

Когда не осталось ни одного ненадутого воротничка, спущенного на воду, Ингигерда вошла в реку и долго стояла в ней. Воротник держал крепко, но потом ослаб от воды, отяжелел.

«Я жду вас. Покажу удивительные места, плывите ко мне, летите ко мне».

И они поплыли, полетели к нему.

Часть третья

Ню ххч-мā нн

[лебединый месяц]

Nimi uusi russitah

(Новым именем окрестят)

Заплачка

Когда была она девушкой,

Увидала она на озере птицу:

Голова бело-серая, на подгрудке белые пятна,

Глаза бурые, лапки оранжевые

И на лбу большая белая полоса.

«Быть мне брошенной невестой», —

Подумала Ингигерда.

Так ее звали тогда.

А утром и жених посватался.

Никогда она прежде его не видела,

Ничего о нем не знала, кроме имени.

Ей сказала сестра:

«Улев взять тебя хочет замуж

И родить с тобой дочь и сына».

В баню перед смотрением

Пошла с сестрой, подругами

И двумя плакальщицами.

Бабы пели песни, мыли ее и плакали,

Чтобы муж любил жену,

А жена мужа.

И мать дома плакала, и брат плакал.

И она плакала.

После бани надела плакальную одежду,

Закрыла лицо и голову платком,

Обнимала сестру и мать,

Плакала и о нем думала.

Так она с плачем и жениха с дружками

                                                      встретила.

Устроили смотрение.

Завели ее в чулан,

Раздели донага,

Только платок на лице оставили повязанный.

«Какой он?» – думала она.

Ждала. Темно, и овчиной пахло.

Он вошел, она его услышала.

Пять минут они были вдвоем только,

И он смотрел на нее.

Она чувствовала его через расстояние,

                        через платок, через всю себя.

Он подошел близко,

Он был выше ее на голову.

Она была ниже немного,

Так она чувствовала.

А потом ушел,

Осталась она одна.

Больше его никто

Никогда не видел.

Когда он снился ей,

У него были белые волосы,

Голубые глаза, и ресницы светлые, как снег,

И брови светлые, и светлые волоски

                                          на переносице.

Он смотрел в пол, а она смотрела на него.

Но когда он посмотрел на нее,

                              она посмотрела в пол.

Была она без одежды,

И он надел на нее

Платье черное,

Волосы ей постриг,

Голову платком повязал.

А мать пела:

«Возьми волосы да и голову,

Ты теперь ее господин,

А она твоя раба».

Он сказал: «Будем мы вместе,

Как назову тебя твоим именем».

И сказал это имя,

Но она не расслышала.

Утром она встала,

А