Читать книгу - "Песня имен - Норман Лебрехт"

симмондской карманной партитуры и мурлыкает себе под нос. Олли, слева, жалуется на тэтчеровские бесчинства в сфере образования. Как бы мне улизнуть, прикинуть на внутренней шахматной доске задуманную партию и просчитать верный эндшпиль? Ворошу лежащие у тарелки судейские бюллетени, измышляя благовидный предлог отлучиться, и тут мне на выручку, по собственному почину, приходит моя бессистемная карманная фармакопея.

Такое подозрение, что патентованные лекарства предварительно прогоняются через химчистку: эффект, оказываемый ими на пищеварительную систему через сорок минут после приема, прямо-таки зримый. Выскочив за дверь и поспев в уборную в последнюю секунду, извергаю в милосердные царственные недра викторианского фаянса с голубыми прожилками ошметки сыра и бисквитов, а заодно, кажется, и ряд жизненно важных органов. Стоя на коленях над породистым толчком, благодарно прижимаюсь взмокшим лбом к белоплиточной стене и жду, когда стихнут содрогания, а в голове понемногу вырисовывается план действий. Первым делом — развязаться с конкурсом, затем приватно встретиться с этим парнем, Питером Стемпом. А дальше как пойдет. На игру у меня есть время до конца недели. К пятнице, надо думать, я сумею раскрыть Тайну Пропавшего Виртуоза. В трудную минуту евреи всегда прибегают к иронии. Когда я ополаскиваю перед зеркалом лицо, в глазах проскакивают насмешливые искорки: Эркюль Пуаро выходит на охоту.

Выхожу, застегивая смокинг, из уборной и налетаю на поджидающую меня Сандру Адамс.

— Мистер Сим, вы меня напугали, — с упреком говорит она. — Когда вы выскочили из-за стола, на вас лица не было. Вам чем-то помочь?

— Легкое несварение, миссис Адамс, — объясняю я. — Благодарю, мне уже лучше. Наверное, это сыр так чудно́ на меня подействовал.

— Понимаю, — сочувствует она, когда мы пускаемся в обратный путь. — Со мной такое бывает. Олли любит привлекать меня к общественным мероприятиям своего отдела, но порою вот тут как скрутит, — она тычет розовым ногтем в упитанную талию, — что хоть бегом беги. Очень неловко, да. Не знаешь, как отговориться.

— Но вы кажетесь, — отвечаю, — такой… уверенной в себе.

— Мы научены скрывать свои слабости, не правда ли, мистер Сим? — заговорщицки говорит она; когда мы входим в судейскую, она легонько касается рукой моей спины. — Вам точно не нужен аспирин?

Качаю головой; хватит с меня лекарств. Бренди и кофе — и все будет в порядке.

Пустых бутылок на буфете уже больше, чем судей за столом; веселье бьет ключом. Стучу вилкой по отзывчивому донегольскому фужеру: пора приводить в действие первую часть моего сортирного плана.

— Коллеги, — начинаю я, — правила данного конкурса дают мне, председателю, некоторые вольности в отношении судейства. До того момента, как мы объявим результаты, у нас еще добрых полчаса, и я убежден, что мы с вами, без оглядки на время и — быстрый взгляд на Берроуза — авторитеты, сумеем прийти к общему и, надеюсь, единодушному решению.

— Правильно! — вставляет Олли.

— Конечно, проще всего было бы подсчитать баллы на бланках и объявить победителя. Однако мне представляется, что будет лучше, если каждый вкратце пояснит свое решение. Сам я, будучи председателем, свое мнение выскажу, но от голосования воздержусь. Миссис Адамс, вас не затруднит запротоколировать комментарии? Для отчетности и во избежание недоразумений.

Сандра с готовностью кивает; Олли выглядит обескураженным: опасается опростоволоситься.

— Профессор Мерч, с вашего позволения, давайте приступим.

Бренда Мерч — раскрасневшаяся от вина незамужняя репетиторша по «фоно» и провинциальная солистка — вот-вот перевалит за пятьдесят и уже оставила надежду позади; ей с очевидностью не терпится оделить нас плодами своего тощего эмоционального опыта.

— Номер третий, Мария Ольшевская, самая блестящая пианистка из всех, что я слышала за — не скажу, какое именно, — количество лет, — разливается она. — Даже если не брать в расчет технику, которая превосходна, у нее такое трогательное, одухотворенное исполнение! Я просто покорена. Она обворожительна. Делает с публикой, что захочет. Сокровище.

— Больше ваш взгляд никто не зацепил, Бренда? — спрашиваю я, но седая голова с никем не приласканными кудряшками решительно отмахивается.

— Мистер Адамс? — поворачиваюсь к Олли.

— Ну, мне показался довольно любопытным этот мальчик, аль-Хак, однако я не специалист, а кроме того, меня, как и всех, впечатлила эта чудесная Ольшевская. Она вне конкуренции. Моему мальчику если что и достанется, то только утешительный приз.

— На что готов расщедриться ваш отдел? — осведомляюсь я.

— Грант сгодится? — спрашивает Олли.

— Вполне, — отвечаю. — Ваша очередь, Фред.

Тобурнский Kapellmeister лаконичен и голосует за Ольшевскую. К его вердикту никто не относится всерьез; Олли и вовсе ковыряется в зубах. Фред — умница и обожает музыку, но не может похвастаться ни семейными связями, ни политическими друзьями, и потому все относятся к нему (прямо как к Иоганну Себастьяну в Лейпциге, да? — с грустью сказал он мне однажды) как к муниципальному мальчику на побегушках, который обязан мчаться по первому зову и мановению руки любого начальника-невежды и заезжего епископа.

— Артур? — окликаю я.

Профессор Бринд, скрипичный мастер из Великоирландии, громогласно голосует за «бесспорный талант» — пианистку Ольшевскую.

— А скрипачи, Артур? — подначиваю этого кисломордого карлика, так и не сумевшего дорасти до зачисления в штат; он, я знаю, порушил немало перспективных карьер, начиняя юных скрипачей пустыми мечтами и бутафорскими приемчиками. — «Баском» тебя никто не зацепил?

— Да, я видел, Мартин, что тебе приглянулся тот последний паренек, но я ничего особенного в нем не услышал, — фыркает Бринд, и на этом его деятельность завершается: порция «Курвуазье» уносит его в небытие.

Наутро профессор очнется у себя дома в Манчестере и будет недоумевать, почему в нагрудном кармане его смокинга лежит чек на полсотни фунтов от Тосайдского городского совета.

— В этом пареньке Стемпе что-то есть, — миротворчески вмешивается Фред Берроуз. — Фразировка у него довольно необычная. Мне слегка резало слух, но вообще, мне кажется, за ним стоит понаблюдать. Через годик я бы снова его послушал.

— Что-то такое в Стемпе есть, что задевает за живое, — подхватывает Олли.

— Мне его игра очень понравилась, — тихо роняет Сандра Адамс.

— Чрезвычайно рад, что большинство его оценили, — резюмирую я, подгоняя их комментарии по своей мерке. — Не стану идти вразрез с коллективным вердиктом и полностью поддержу кандидатуру Марии Ольшевской на роль абсолютного победителя. Ее Шопен был вполне достойным, кроме того, она продемонстрировала умение держаться, поразительное в столь юном существе. Она прирожденная артистка. При этом я — а меня не назовешь далеким от мира струнных — уловил в манере звукоизвлечения Питера Стемпа определенную оригинальность, а именно это я и ищу в молодых исполнителях. Техническое мастерство — это, знаете ли, в наши дни нечто само собой разумеющееся. Попадающие на конкурс такого уровня играть умеют, и в массе своей играют превосходно.