Читать книгу - "Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур"

она чуралась таких мест: нестерильных, босоногих, илистых, с одной канистрой кваса без стаканчиков на десять человек, с песком на зубах, с гобеленовой подстилкой в грушевидных следах от мокрых поп. Именно такой плед с двумя оленями папа расстелил на смятой траве, и Илюша рухнул на него, разметав мельницей проволоки рук и ног. Неокрепший вестибулярный аппарат выдал ему падающее бездонное небо с осколками алебастровых облаков. Они неслись, как белые кролики к неведомой кормушке, а им навстречу, чиркая распухшим фломастером по голубой гуаши, неспешно плыл серебристый лайнер. Илюша смеялся как дурачок, ему на кепку целился шмель величиной с кошку, и вместе с жужжанием толстяка воздух надорвал стрекот вертолета. Над линией горизонта показалось пузатое тело, бок лопнул, и из него шоколадным драже с изюмом посыпались темные фигурки. Илюша замер. Из каждой изюминки моментально прорвались лепестки и уже, спокойно качаясь в воздушном потоке, на дальнюю сторону за лесом стали опускаться парашютисты.

– Па, я т-так же хочу, к-как они, – прошептал завороженный Илюша.

– Так в чем проблема? – спокойно ответил отец. – Запишись в школу ДОСААФ и учись. Пойдешь по моим стопам. Я же тоже военную карьеру начинал с этого.

Илюша обнял отца стрекозьими ручками и поднял кепку с глаз.

– Р-родька будет с-смеяться.

– А ты не говори ему. И маме ничего не говори. Твоя жизнь – это твои решения. А другие пусть узнают о них уже по факту.

* * *

Почерневшая от Илюшиных болезней Софья Михайловна четыре месяца жила спокойно. А потом по факту узнала, что младший сын прыгает с парашютом, что после окончания школы высшее образование получать не собирается и что поедет в Афган добивать душманов.

– Ты не знаешь, коммунистов пускают в церковь? – обреченно спросила мужа Софья Михайловна. – Я хочу помолиться.

– Да черт с ним, пускай делает что хочет! – вскипел папа. – Если он выжил сейчас, выживет и в Афганистане. А вот тебя я не позволю ему уничтожить.

Глава 16. Наколка

Софья Михайловна все же отмолила сыночка. В мае 1988-го начался вывод советских войск из Афганистана. Илюша разозлился, но все равно после школы решил идти служить в ВДВ. Пока младший мотался на аэродром школы ДОСААФ, набирая количество прыжков, старший, как и все лекари-первокурсники, чувствовал себя медицинским богом. Он ставил диагнозы направо и налево, видел наперед исход любой болезни, умничал, сыпал терминами и рассказывал страшилки про трупы, которые они препарировали. Как и у большинства студентов, его целью было собрать дома полноценный скелет. Поэтому Родион таскал понемногу костей из анатомички – когда чистых, когда с остатками плоти – и вываривал их в маминой кастрюле.

– Родик, кого ты хочешь удивить? – спрашивал папа, находя в холодильнике бульон с человеческой кистью. – У тебя мать – врач, отец – подполковник в отставке, брат – идиот-нигилист. Зачем эти холодцы, к чему этот трупный запах в доме?

– Не ругай его, – вступалась Софья Михайловна. – Настоящий медик должен чувствовать каждое сухожилие, каждую мышцу. Пусть даже в виде отварного мяса. Через это нужно пройти.

К первой сессии Родион выбил у себя на груди группу крови и резус фактор I Rh+. Илюша, увидев у брата синюю наколку в виде молнии и каких-то мистических знаков и цифр, поднял бровь:

– В-врачебные п-понты?

– Если тебя обнаружат без сознания и документов на поле боя, это станет главной информацией для твоих спасателей, – объяснил Родион.

На следующий день Илюша пришел домой и гордо распахнул рубашку. Над левым соском в отекшем и покрасневшем от иглы треугольнике красовалась идентичная татуировка I Rh+.

– Надеюсь, у тебя не начнется гангрена от этой набойки, – поддел Родик, – а то, как всегда, скажут, это я тебя вынудил сделать гадость.

Илюша проигнорировал его слова и повернулся худой голой грудью к врубелевской Тамарке:

– Ну к-как?

Она снова посмотрела на него печальными глазами и, казалось, покачала головой:

– Какой же ты дурак…

Укурки из «Аэросмита» тоже обдали Илюшу волной неодобрения. Повернувшись к ним лицом, он поджал губы и вздернул подбородок: «Вас вообще никто не спрашивал!» Илья, конечно же, поплатился. В отличие от Родиона, на котором татуха зажила за три дня и своим расположением подчеркивала развитую грудную мускулатуру, у Илюши начался сепсис, наколка разбухла, воспалилась, поплыла на сосок и выглядела как ободранная наклейка на водочной бутылке, какие они сдавали с бабой Катей по двадцать копеек за штуку. Но, как выяснилось позже, Царевна-Лебедь со своими друганами из «Аэросмита» переживали совсем по другому поводу.

* * *

Еще одним запомнившимся событием тех лет стала встреча со странным мужиком, который появился в их дворе ранней осенью. Родька с Илюшей сидели на металлической ограде газона и флегматично курили. Старший разжился пачкой «Родопи», на которую, как муха на покойника, тут же прилетел участковый Виталя, ставший к тому времени капитаном.

– Угостите, пацаны? – Он дружески присел рядом на пустой ящик из-под лимонада «Буратино». В соседнем продуктовом они стояли пирамидами, и каждый брал для хозяйственных нужд сколько хотел.

– Конечно! – Родька протянул белую пачку с коричневым гербом.

– Фарца «Мальборо» за трояк предлагает. Настоящий, американский, – сказал Виталя.

– Неее, дорого, – вздохнул Родион.

– Изумительный вкус, – Виталя причмокнул языком, – не то что кишиневский.

– Я даже не пробовал, – признался Илья.

– Какие твои годы! Вот я однажды… – Виталя приготовился рассказать какую-то байку из своего героического прошлого, но его перебил плечистый мужик в коричневом костюме, выросший как из-под земли.

– Извиняюсь, товарищ капитан, кто живет в сорок первой квартире, во-он в том подъезде?

– С какой целью интересуетесь, гражданин? – Виталя включил начальника.

– Я ищу Корзинкину Злату Петровну. Есть информация, что она проживает по этому адресу. Второй день звоню в дверь, никто не открывает. Специально приехал сюда из Архангельской области, на вокзале ночую. Игнатов Петр Петрович, – мужик снял стремные солнцезащитные очки и спешно полез в портфель за паспортом.

– А кто вы будете гражданке Корзинкиной? – спросил Виталя, рассматривая фото в документе.

– Я – отец ее родной. Она померла, мне сказали, а за ней квартира числится. Детей у нее нет, я – первый наследник.

Илюше мужик сразу не понравился. Плечистому было не больше сорока, с деревенским говорком, какими-то неприятными ужимками, попахивающий несвежим бельем и гнилыми прокуренными потрохами.

– А где ж вы были, когда она померла? – сурово спросил Виталя.

– Да не общались мы, в разных городах жили, – залебезил Петр Петрович.

– Значит, пока была жива, не общались, а как умерла, так квартира понадобилась?

– Ну так я ж отец! Кому ж еще квартира должна перейти?

Виталя посмотрел на него презрительно:

– Не проживала здесь никогда никакая Корзинкина. Сейчас живет семья Семенковых, не звоните им, они с дачи не вернулись. А раньше квартира принадлежала Полуэктовой Анне Ивановне. Она в данный момент на попечении государства находится.