Читать книгу - "Глаза Моны - Тома Шлессер"

довольно молодая женщина, фигура ее выписана тщательно и с большой точностью. Спиной она прислонилась к спинке стула, а вытянутые ноги покоятся на широком табурете с синей подушкой. Впрочем, ног не видно – они, как и все тело, кроме молитвенно сложенных пальцами вниз рук и овала лица, скрыты серым одеянием, поверх которого надет фартук-скапулярий с пришитым к нему большим красным крестом. Вторая монахиня, пожилая, в такой же одежде, стоит на коленях рядом с первой. Она тоже молится, губы тронуты легкой улыбкой. Сверху на обеих монахинь падает луч яркого света, слева он захватывает подбородок старшей, а справа – какой-то предмет, лежащий на коленях молодой; это открытый реликварий, сундучок для хранения святых реликвий. В левой части картины длинная надпись на латыни, начинающаяся со слов: Christo uni medico animarum et corporum.

– Ты и на прошлой неделе показывал мне картину с латинской надписью, Диди, – сказала Мона после двенадцатиминутного созерцания.

– Это не значит, что сегодня можно отлынивать, – засмеялся Анри. – Я тебе переведу: “Христу, единственному целителю душ и тел”.

– У меня есть свой целитель – доктор Ван Орст, – пошутила Мона. – И еще мой психиатр. Но это наш с тобой секрет!

– Да, это наш секрет, который ты, надеюсь, сохранила.

– Клянусь всем прекрасным на свете!

– Отлично сказано. На этот раз мы в 1662 году, в начале долгого царствования Людовика XIV, монарха, которого переполняли честолюбивые замыслы и желания… – Анри помолчал, – нередко противоречивые. Этот “король-солнце” охотно покровительствует наукам и искусствам, основывает и поощряет научные, литературные и художественные академии. Заказывает множество произведений, которые должны продемонстрировать, что он – лучший монарх всех времен, а Франция – самая великая, героическая, процветающая страна на свете. Один из его любимых живописцев – автор этой картины Филипп де Шампань.

– Так это он, король, заказал художнику эту картину? Тебе она нравится? По-моему, тут все слишком серое.

– Нет, заказчик не Людовик XIV. Все несколько сложнее. (Мона нахмурилась.) Я только что сказал, что этот король был полон противоречий. Да, он покровительствовал искусству, но кроме того, привык властвовать безраздельно, был абсолютным монархом, готовым на все, чтобы не допустить и тени соперничества с собой. Вот пример: у Людовика XIV был министр по имени Никола Фуке, который нажил колоссальное состояние и стал щедрым меценатом. Фуке построил себе замок в Во-ле-Виконт, и таким пышным было его убранство, такие великолепные праздники и представления там устраивались, что в конце концов он стал конкурировать в роскоши с королевскими дворцами. Короля одолела зависть. Он приказал схватить Фуке и запереть его в тюрьме на всю жизнь.

– Только за то, что его дворец был красивее? Ну и гад же этот король!

– Что ты хочешь, таков абсолютизм. Так вот, Филипп де Шампань написал эту картину в 1662 году, через несколько месяцев после ареста Никола Фуке. Изображенная сцена происходит в таком месте, которое, как и Во-ле-Виконт, бесило всемогущего Людовика XIV.

– Я вижу, это монастырь! И тут, похоже, не так уж весело.

– Да, монастырь, а именно аббатство Пор-Рояль. Людовик XIV не любил это место, оно внушало ему страх.

– С чего бы это королю бояться монастыря, где люди молятся Богу? Монахини обычно очень мирные. Вот и тут их две: одна старая, другая, судя по всему, больная.

– Да, все так и есть. Но король боялся монахинь из-за идей, которые ему не нравились. Они следовали учению богослова Янсения, который скончался в 1638 году, как раз тогда, когда родился Людовик XIV. Янсений проповедовал, что нужно целиком и полностью предаться Богу, и не верил в человеческие силы: ни в то, что человек может действовать по собственной воле, ни во власть одного смертного над другими. Можешь себе представить, каким опасным считали янсенизм Людовик XIV и его преемники на престоле! Они боялись этого учения, потому что оно, во-первых, признавало только власть Бога, а во-вторых, отказывалось видеть в монархе ее земное воплощение. Для короля это было недопустимым вольнодумством, которое следовало опровергать, укрощать и даже преследовать. Другими словами, эти монахини предпочитали королю Господа Бога. Чтобы быть приверженцем янсенизма при Людовике XIV, требовалось немалое мужество.

– И вот эта старая монахиня слева, та, что молится, – наверняка у них главная!

– Эта старая женщина – мать Агнесса Арно, она действительно возглавляла Пор-Рояль. Смотри: мы как будто бы тоже там, в этой келье, вместе с двумя монахинями. На простом деревянном стуле справа лежит молитвенник. Ты могла бы тихонько пройти мимо той, что полулежит, сесть на стул и присоединиться к их молитве.

– Художник был рядом с ними, когда это писал?

– Нет, потому что он не мог бы войти в монастырь. Но он хорошо знал молодую монахиню с бледным, влажным от пота лицом, это Катрин, его родная дочь, его плоть и кровь. Филиппу де Шампань было в то время шестьдесят лет, за долгие годы творчества он создал портреты самых знатных и самых знаменитых людей; например, он единственный получил право написать портрет Ришелье в кардинальском облачении. Ну а на этот раз портретист монархов и вельмож взялся изобразить то, что ему дороже всего на свете, – свою любимую дочь, которая жила вдали от света в янсенистском монастыре Пор-Рояль.

– Потому что он очень редко ее видел, да? И написал ее портрет, чтобы всегда быть с нею рядом?

– Хорошая гипотеза, красивая. Но увы, тут история гораздо более печальная. Осенью 1660 года у Катрин внезапно, без всякой видимой причины, начались страшные боли, правую половину тела парализовало. Она не могла ходить и очень мучилась. В двадцать четыре года превратилась в калеку. Когда Филипп, ее отец, приходил в монастырскую комнату свиданий поговорить с дочерью, ее приносили на руках, как ребенка, и никакое лекарство не помогало. Вытянутые неподвижные ноги девушки на картине – свидетельство паралича, против которого тогдашние врачи были бессильны.

– Бедная! Это так несправедливо.

Анри не ответил. Он чуть не сказал Моне, что врачи часто ошибаются, что сестре Катрин они делали кровопускания, чем невольно усугубили болезнь, но предпочел промолчать и продолжить рассказ.

– Да, но посмотри на этот луч света, который падает на обеих женщин. Это озарение, благодать, как говорят христиане. В картине как бы двойное освещение. Один свет обычный дневной, благодаря которому мы видим очертания предметов и их цвет: желтоватые одежды монахинь, каменные стены, темное дерево стульев, второй же – свет иного мира, неведомого, высшего. В момент благодати для христианина вспыхивает этот божественный свет, примешиваясь к здешнему, земному. Задача всей христианской живописи – показать это, гармонично и убедительно совместить в произведении искусства естественное и сверхъестественное.