Читать книгу - "Конвой - Станислав Васильевич Вторушин"

— И даже памятник.

— Выходит, вы всех нас приравняли к зэкам?

— Для государства и вы, и они — одинаковые граждане.

— Спасибо, что просветили, — Иван Спиридонович резко встал.— А подписи эти я оставляю для губернатора. Пусть знает, что все эти люди на выборах проголосуют против него. И не только эти.

— Дело ваше, — равнодушно произнес помощник. — А по поводу выборов замечу: не вам это решать.

Иван Спиридонович вышел, закрыв за собой дверь. Его бесило от чувства собственного бессилия. «Что же мы за народ? — думал он, торопливо спускаясь по ступеням. — Одни творят, что хотят, другие безмолвствуют. Ведь если не очнемся от этого безумия, погибнем».

Он вышел из здания и сел на скамейку недалеко от чугунного памятника вождю революции. Поездка закончилась ничем, а возвратиться с пустыми руками он не мог. Не хотел сгорать со стыда перед теми, у кого брал подписи.

Он обвел глазами пространство вокруг себя, словно ища поддержки. По площади, понурив голову, брела женщина с пустой хозяйственной сумкой в руке. Равнодушно скользнув взглядом по сидевшему на скамейке Ивану Спиридоновичу, она тут же отвернулась. Куда она шла? Зачем? Что ждало ее впереди? Раньше такие безрадостные женщины на глаза не попадались.

Вслед за женщиной на тротуаре показалась пара. Светловолосая девчонка лет восемнадцати с приятным личиком и хорошенькой гибкой фигурой и толстый горбоносый кавказец с переваливающим через ремень животом. Он обнимал девушку за талию, засунув пальцы за пояс ее юбки. Иван Спиридонович проследил за ними. Они поднялись на ступеньки гостиницы и скрылись за дверью. У него возникло такое чувство, словно кавказец повел в номер его дочь.

Ближайший поезд уходил на Рудногорск ночью, а каждая минута пребывания в областном центре становилась для Ивана Спиридоновича мукой. Он поднялся со скамейки и пошел на вокзал. Рядом с тротуаром около длинного девятиэтажного дома в мусорных баках рылись мужчина и женщина. Когда они подняли головы, Иван Спиридонович отшатнулся. В их облике не было ничего человеческого, это были не люди, а жуткое, неимоверно искаженное подобие их. Он отвернулся и ускорил шаг, боясь встретиться с ними взглядом.

Он еле дождался своего поезда, а когда добрался до купе, сел к окну, сжал голову ладонями, опершись локтями о столик, и так просидел всю ночь. Слушал, как поезд торопливо стучит колесами, словно стремится побыстрее увезти его из этого отвратительного чужого города в другую жизнь. За столиком он и задремал.

Когда открыл глаза, розовое солнце уже взошло над горизонтом, высветив макушки мелких сопок и узкие полоски тумана, сбившегося в ложбинках. Утро было свежим и чистым, предвещая хорошую погоду. И до дома оставалось недалеко. Но ничто не радовало Ивана Спиридоновича. Сердце раздирала нестерпимая боль. Ему хотелось одного: лечь рядом с Варей в ее могилу, накрыться сырой землей и больше не видеть ни нынешней жизни, ни ее хозяев. Он не понимал этой жизни, не принимал ее морали. Он чувствовал себя в ней абсолютно чужим. Но он знал, что увидеться с Варей на том свете сможет лишь тогда, когда этого захочет Господь. Надо было по-человечески, не роняя достоинства, дожить тот срок, который остался. Иван Спиридонович отвернулся к окну, стараясь отвлечься от тяжелых дум.

За ним до самого горизонта простирался мелкосопочник, склоны которого еще не успели выгореть добела. «Сейчас в распадке должна показаться отара овец», — почему-то подумал он. И когда действительно увидел отару, его душа дрогнула. Он словно перенесся на полвека назад.

Вот в такое же летнее утро Варя везла его по этой дороге домой. Ехали они в теплушке, в открытую дверь которой доносились запахи сырого тумана и волглой травы. Война закончилась, в душе было ощущение легкости и предстоящего счастья. Варя везла его из госпиталя.

Как говорил доктор, ему пришлось собирать Ивана Спиридоновича по частям. Осколочный снаряд разорвался прямо перед ним, когда он только поднялся на бруствер окопа, чтобы броситься в атаку. Два его товарища тут же осели на земле. Осколки снаряда ударили одному в голову, другому в шею. Ивану Спиридоновичу больше всего железа попало в ноги и живот.

Венедикта Кузнецова, или Веню, как его называли однополчане, ранило этим же снарядом. Он потерял много крови, его увезли без сознания. Иван Спиридонович думал, что навсегда простился с другом, но судьба свела их снова в тыловом госпитале, в небольшом белорусском городке Борисове. Обоих выходила Варя, работавшая там медсестрой.

Варя была удивительно красивой. У нее была стройная тонкая фигура, аккуратный, немного вздернутый носик и большие серые глаза, которые всегда казались веселыми. В самые тяжелые дни она сутками не отходила от раненых и все время повторяла:

— Терпите, родимые. Скоро зацветет сирень, и вы встанете.

Сирень зацвела на второй день после падения Берлина, а они все еще были неходячими. Но вскоре Веня поднялся и, придерживая руками туго перебинтованный живот, начал помаленьку передвигаться. За окном цвели яблони, и Варя помогала ему выбираться в сад, чтобы он мог вместе с другими ранеными посидеть на свежем воздухе.

Выздоравливающий Веня без всякого стеснения стал ухаживать за Варей. Дарил ей цветы, которые рвал тут же в саду, говорил комплименты. При всяком удобном случае старался обнять ее за талию. При этом она всегда убирала его руку, но Иван видел, что его ухаживания ей нравятся. Она кокетничала с Веней. Это было так очевидно, что Иван отворачивался, зарываясь головой в подушку, и стискивал зубы, чтобы не заплакать. Он уже давно признался себе, что безумно любит Варю. Она казалась ему божеством, до которого не смеет дотронуться даже ангел. Зачем же она ведет себя так, зачем кокетничает с первым встречным, спрашивал он себя. Хотя в душе понимал, что Венедикт всегда был представительным парнем и сейчас, выздоравливая, преображался, наливался прежней силой. И никаким первым встречным для Вари он не был. Она вытащила его с того света. Их обоих вытащила.

Однажды, когда выздоравливающие играли в саду в домино и он остался один, в палату вошла Варя. Она открыла окно и села к нему на кровать. В саду скосили траву, оттуда доносился давно забытый запах свежего сена. Это был особенный запах. Трава только начала цвести, ее аромат напитывал воздух и, проникая в палату, перебивал запах бинтов и больного человеческого тела. Вдохнув этот аромат, Иван увидел радостные, светящиеся Варины глаза, таинственную улыбку на красивых губах. Он почувствовал, как от этого взгляда и этой улыбки