Читать книгу - "Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой"

Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова,в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которойпривязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, чтобольшое черное пятно направо — караулка, и красное яркое пятно внизу налево —догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, — гусар, который хотелпить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве,в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно,может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела всамую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть — глазогромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень можетбыть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежелиупасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц — все лететь и никогда недолетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень можетбыть, что это — самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходныйчеловек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусарза водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсемисчез, и его не было.

Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Онбыл в волшебном царстве, в котором все было возможно.

Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как иземля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будтооткрывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное,чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось,что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем,так что рукой можно было достать его.

Петя стал закрывать глаза и покачиваться.

Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались.Храпел кто-то.

— Ожиг, жиг, ожиг, жиг… — свистела натачиваемая сабля. Ивдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой-то неизвестный,торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и большеНиколая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы,неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы ипривлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался,переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой,хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждыйинструмент, то похожий на скрипку, то на трубы — но лучше и чище, чем скрипки итрубы, — каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался сдругим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливалисьв одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то вярко блестящее и победное.

«Ах, да, ведь это я во сне, — качнувшись наперед, сказалсебе Петя. — Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяймоя музыка! Ну!..»

Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека,затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять всесоединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое!Сколько хочу и как хочу», — сказал себе Петя. Он попробовал руководить этимогромным хором инструментов.

«Ну, тише, тише, замирайте теперь. — И звуки слушались его.— Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. — И из неизвестной глубиныподнимались усиливающиеся, торжественные звуки. — Ну, голоса, приставайте!» —приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские.Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостнобыло внимать их необычайной красоте.

С торжественным победным маршем сливалась песня, и капликапали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади,не нарушая хора, а входя в него.

Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался,все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Егоразбудил ласковый голос Лихачева.

— Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.

Петя очнулся.

— Уж светает, право, светает! — вскрикнул он.

Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозьоголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал изкармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны.Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.

— Вот и командир, — сказал Лихачев. Из караулки вышелДенисов и, окликнув Петю, приказал собираться.