Читать книгу - "Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер"

и благодарностью за это невероятное счастье – жить.

– Ну что, встречайте сеструху-уголовницу! – воскликнула Никки, войдя в дом. Леда и Клара рассмеялись и тут же расплакались. Только они хотели подбежать к сестре, как внимание той переключилось на ее перманентно недовольную кошку, что лениво вышла из гостиной на шум. – Кисиндра! Вот это ты жирнюшкой стала! Что вы сделали с моей кошкой? Это же пушистый сумоист какой-то…

Никки еще много шутила. С первой секунды своего появления в доме она никому не давала загрустить. Глядя на нее и чувствуя ее чудесное настроение, можно было бы подумать, что она вернулась из долгого, приятного путешествия, а не из места заключения.

Но когда Никки оказалась в своей комнате, в одиночестве, когда дверь за ней закрылась, и тихий щелчок замка отрезал ее от радостного шума семьи, улыбка, так легко сидевшая на ее губах все это время, дрогнула и исчезла. Первое, что Никки увидела – это была висевшая на стене у окна картина Элая, которую он подарил ей на день рождения. В уголках глаз показались слезы. Слезы по Элаю и по себе прежней. Они текли беззвучно, смывая остатки напускного веселья и обнажая истинную глубину душевной раны. Никки внезапно почувствовала пронизывающий холод, и даже тепло родных стен не спасло ее. Это был холод тюремных коридоров, въевшийся под кожу, холод чужих взглядов, пресыщенных презрением и подозрением. Он обволакивал, сковывал, заставлял дрожать всем телом. Никки опустилась на кровать, коснулась знакомого, но теперь чужого покрывала. Комната помнила Никки, но только та была уже совсем другая.

Леда побеспокоила сестру в этот момент высокой уязвимости.

– Я как будто и не уезжала отсюда, – сказала Никки, быстро смахнув слезы. – Все на своих местах.

– Мама никому не позволяла заходить в твою комнату. Она заботилась о ней, как о человеке.

– …Хоть раз посмотри мне в глаза. Я понимаю, что тебе стыдно, но это не повод прятаться от правды. – Леда, с усилием превозмогая себя, взглянула на сестру. – Я не требую извинений или объяснений. Ты сожалеешь. Чувствую это кожей.

Никки не ошиблась. Леда действительно терзалась угрызениями совести за то, что поддалась этому подлому, червивому сомнению в невиновности сестры и ни разу не навестила ее за все это время. В глазах Никки Леда увидела сейчас не упрек, нет, этого она боялась меньше всего. В них было самое страшное – тень прощения, которого Леда не заслужила.

– Никки, та боль, которую я причинила, оставила след не только на тебе, но и на мне самой… Бывало, меня пронзала мысль о том, что если бы мы поменялись местами, то ты бы боролась за меня до конца, ты бы ни в жизнь не оставила меня. И мне от этой мысли так плохо было. Господи, как мне было плохо! Во мне так много злости на себя!

– За что?

– Как за что? За то, что произошло между нами.

– А что произошло-то? Я ничего не помню.

– Ты смеешься? – совершенно растерялась Леда.

– Леда, забудь о том, что было, и цени то, что есть у нас сейчас. Видишь, оказывается, все в нашей жизни так хрупко и нежно. То, что нам дорого мы можем потерять или по неосторожности уничтожить в одно мгновение. Нет… я чуть соврала. Я кое-что помню. Несмотря на то, что сейчас у меня с мамой все прекрасно и я ее бесконечно уважаю, я никогда не забуду того человека, что вырастил меня. Того, кто защищал меня маленькую, кто лучше всех меня понимал. Во мне много гадкого, что пришло извне, но и кое-какими хорошими качествами я могу похвастаться. И эти качества привила мне ты. Всему хорошему и светлому научила меня ты, Леда. Я столько раз подвела тебя, а ты продолжала верить в то, что я когда-нибудь исправлюсь. Но ты ведь живой человек, у тебя есть предел тому, сколько ты можешь выдержать. И мне очень жаль, что я довела тебя до этого предела. Я беру на себя ответственность: то, как ты поступила со мной, в конечном итоге – это только моя вина.

– Никки, нет…

– Моя вина – и точка. Прости… Прости за все.

Леда взяла руку Никки и прижала к своему сердцу.

– Мы по-прежнему сестры. Я по-прежнему люблю тебя и уверена, что это взаимно. Время нашей сестринской любви – вечно. Ничто, абсолютно ничто не способно изменить это.

Никки прильнула к сестре с детской нежностью и положила голову на ее плечо. Леда поцеловала Никки в макушку.

– Клара, ты долго будешь стоять за дверью? – спросила Леда, заметив в проеме под дверью тень от ножек младшей сестры. – Меня не проведешь.

Клара нерешительно открыла дверь.

– …Я тоже люблю вас, – сказала она, глядя на сестер заплаканными глазенками.

– Иди к нам, козявка, – улыбнулась ей Никки.

Клара так сильно обняла Никки, что та чуть не задохнулась. Любви и раскаяния в этой девочке было больше, чем у Никки и Леды вместе взятых. При этом она выглядела какой-то припугнутой, и это насторожило Никки.

– В чем дело? Вижу, что ты хочешь мне что-то сказать.

– …Никки, мама знает про то, что сделала Калли.

– Ты проболталась?! Клара, ну кто тебя просил! Ты находка для шпиона!

– Это не я. Тоуни рассказала Рокси, а Рокси маме…

– Боже, что теперь будет с Калли?! – взревела Никки, совсем забыв про все, что чувствовала ранее, про все беды свои. Вся целиком она теперь была озабочена незавидной участью своей подруги.

– Мама передала все миссис Лаффэрти и пообещала, что не будет обращаться в полицию. Она поняла, что Калли сделала это только затем, чтобы спасти свою маму.

– Мама тоже хороша! Зачем она сказала Мэйдже? Ну зачем?! Так сложно было обойтись без этого?

– Никки, – вмешалась Леда, – ты дружишь с Калли, а мама дружит с Мэйджей. Она не имела права скрывать от нее такое, как и ты, по твоему разумению, не имела права выдавать Калли.

– Что ж… Стало быть, мы в самом деле все начинаем с чистого листа? Никаких тайн не осталось, – сказала Никки, успокоившись и приободрившись.

– Да, как же. Мы до сих пор не знаем, кто убил Элая, – мрачно проговорила Леда.

После слов Леды Никки снова перевела взгляд на картину Элая. Теперь вместо себя на холсте она видела его. Для всех он был мертв, а для нее он жил в этих мазках, в тонких линиях, в этом вечном отражении его прекрасного лица. Может, такова и была задумка автора? Вдохновившись внешним сходством с Никки, он написал