Читать книгу - "Бальзам для уставших сердец - Пэ Мён Ын"

и открыл крышку. Пока старейшина Чан выполнял эти действия, Сынбом окинул взглядом дом. Все, что было в гостиной старого одноэтажного кирпичного дома, – это кожаный диван, телевизор и бутылки со спиртовыми настойками на комоде. На кухне, где сейчас не горел свет, в беспорядке валялись посуда и остатки еды, а за прикрытой дверью спальни был хаос из одеял, на которых лежал старейшина Чан до прихода Сынбома. Повсюду стоял кисловатый запах, но Сынбом учтиво приподнял уголки рта.

– Новости уже и досюда дошли?

– Разве это не большой переполох для маленького тихого городка? К тому же тут все друг с другом знакомы, поэтому мне потребуется всего лишь пара телефонных звонков, чтобы узнать, что ты делал вчера. Да я даже цвет твоего нижнего белья могу выспросить! – сказал старик и расхохотался, раскрыв рот, в котором почти не осталось зубов.

– Ох, даже так? – Сынбом рассмеялся в ответ, но эти слова звучали так правдоподобно, что у него аж мурашки пробежали.

Старейшина Чан, допивая тонизирующий напиток, спросил:

– Но что привело тебя сюда?

– Мне нужна мудрость старшего. Из-за моей нервозности возникло большое недоразумение. Конечно, вина лежит полностью на мне. Нельзя же препираться со старшими. Вот я и хотел бы заручиться вашей помощью.

– Хм, значит, хочешь получить от меня помощь? Но какой тебе прок от старика, весь день сидящего у себя в углу?

Старейшина Чан откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди. Диван скрипел от каждого его движения.

– Слышал, все вокруг слушаются вас из-за вашего добродушия. Сейчас для меня вы – единственный лучик света в темноте. Кажется, я поступаю слишком бессовестно, обратившись к вам сразу с просьбой.

Сынбом достал из принесенного с собой портфеля бумажный конверт. Стоило ему лечь на стол, как серые глаза старика тут же впились в него. Сквозь небольшую щель проглядывали желтые купюры[9].

– Я так поспешил, что доставил вам дискомфорт.

– Нет. Я совсем так не думал.

Старейшина Чан взял конверт, толщина которого, похоже, весьма его порадовала. Его голос зазвучал мягче:

– Зачем же было готовить что-то подобное?

Заглянув в конверт, он рассмеялся.

Если бы это зрелище увидела Джонми, она бы схватила Сынбома за грудки и хорошенько встряхнула, спрашивая, не забыл ли он, что покупать пациентов незаконно, и не хочет ли, чтобы у него отозвали лицензию. Но когда он увидел, как в глазах старейшины Чана зажглась жадность, понял, что беспокоиться не о чем. Купить человеческую душу за деньги… Пусть один раз Сынбом потерпел неудачу, но дважды этому не бывать!

– На самом деле мне и самому госпожа Ко из лавки целебных трав не по душе. Я тебя понимаю. Пусть ты и отреагировал нервно, но разве не из-за сварливого характера госпожи Ко ситуация дошла до такого? Это же ясно как день. Она всегда любит отвешивать колкие замечания и задевать других за живое.

Сынбом энергично закивал. Сколько людей указывало на него пальцем, называя грубияном? Они могли так говорить лишь потому, что не испытали того, через что прошел он. Пройди они через нечто подобное, прекрасно бы поняли его чувства. Какое раздражение, дискомфорт и злость ощущаешь, когда тебя окатывают водой из-под тряпок! К тому же в ситуации, когда простых извинений явно было недостаточно, Суджон еще и вспылила. Сынбом никак не мог взять в толк, почему люди тыкали пальцами только в него. Но когда он встретил человека, который его понимал, почувствовал искреннюю благодарность, идущую из самой глубины души.

– Начинать новое дело в непосредственной близости от конкурентов, конечно, невежливо, но ты ведь совсем на ином уровне! Ты же работал в известной больнице в Сеуле. Не волнуйся. Я сделаю пару телефонных звонков, и недоразумение разрешится. Разве не должны все узнать о случившейся с тобой несправедливости? Людям нужно лечиться в настоящей клинике восточной медицины.

– Ох, спасибо. Меньшего от вас и не ожидал, старейшина.

– Да не за что. Тебе ж непросто было прийти сюда. Ох, что это у меня с памятью? Ничего не дал гостю. Пойми уж. В моем возрасте часто забываешь такие детали.

Старейшина Чан выпрямил согнутое тело:

– Нет, все в порядке. Мне уже пора идти.

– Невежливо отпускать тебя просто так. Подожди немного. Возьми-ка хотя бы то, что принесли мои малыши.

– Что?

Старик вразвалку пошел на кухню. Сынбом, поднявшись вслед за ним, решил, что садиться обратно бессмысленно, и начал бродить по гостиной. Он без особого интереса стал разглядывать настойки на комоде. Тодок[10], женьшень, ого, и даже змея? Раньше, когда Сынбом работал в клинике в Сеуле, один из пациентов в знак благодарности принес ему змеиную настойку, говоря, что она полезна для печени, очищает кровь и предотвращает старение, но поверить в это было невозможно. Поэтому Сынбом просто ее выбросил. Покачав головой, он опустил взгляд, и перед ним предстала урна, которую он уже видел раньше.

«А-а, урна с прахом его жены, которую старик носит с собой».

Рядом с белой урной, которая имела голубоватый отлив, стояла старая фотография. Похоже, это было групповое фото, которое кто-то сделал во время совместной поездки, но лицо женщины, стоящей в середине, выглядело знакомым. Сынбом вытаращил глаза и внимательно уставился на нее. Фото было старым и размытым, поэтому он не понимал, узнает лицо или нет.

– Это наша первая и последняя семейная фотография.

Сынбом удивленно повернулся и увидел, что старейшина Чан незаметно подошел к нему и теперь протягивал черный пакет.

– Это голубые яйца. Их принесли мои дорогие малыши.

– Спасибо.

Когда Сынбом взял пакет, старик протянул руку и погладил урну.

– Много трудностей моя жена здесь натерпелась после замужества. В нашей семье важна преемственность, а она родила трех дочерей подряд! Конечно, моя мать часто ее ругала. К счастью, когда она наконец родила сына, с ней стали обращаться намного лучше, но и тут она настрадалась, потому что ребенок родился слабеньким. Возложив на ее плечи заботы о доме, сам я занимался делами снаружи. Уверен, ей от этого было невыносимо. Верно говорю?

– Да, похоже, что так.

«Где же я видел это лицо?»

– Когда жена внезапно погибла из-за несчастного случая, я вдруг резко пришел в себя. Понял, что надо было больше о ней заботиться. Когда я увидел готовое к кремации тело, от которого остались только кости, чуть совсем из ума не выжил. Поэтому везде ношу эту урну с собой, думая, что моя жена всегда рядом. В жизни она не знала никого, кроме меня, так почему бы ей не сопровождать меня и после смерти? Раз