Читать книгу - "Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин"

Рассуждая на эту тему в своей речи перед Народным собранием 13 ноября 1921 года, Н. М. Матвеев критиковал «демократические страны» и «буржуазные правительства», указывая, что Конституция ДВР, провозгласив демократические принципы, не привела к каким-либо результатам на международном уровне. Великобритания и США проигнорировали ДВР, а Япония ответила на ее создание оккупацией Северного Сахалина^[813]. Действительно, иностранных наблюдателей не слишком интересовала политическая ситуация в Чите. Критика правительства, звучавшая со стороны оппозиции в парламенте, не приводила к каким-либо международным последствиям. Вопросы, заданные оппозицией Никифорову, например, были опубликованы в международной прессе, но даже прояпонская газета «Норт Чайна стандарт» привела только вопросы о Дайренской конференции и даже похвалила Никифорова за ответы^[814].

Переговоры с Японией тоже застопорились. РСФСР не приняли в качестве участника Дайренской конференции, хотя Мархлевский присоединился к конференции как наблюдатель. В своем докладе Политбюро от 23 ноября 1921 года Чичерин предложил дождаться результатов Вашингтонской конференции и прекратить переговоры, если Токио будет настаивать на «Семнадцати пунктах», превращающих ДВР в японский протекторат, или откажется вывести войска^[815].

Переговоры с Китаем также зашли в тупик, и в октябре 1921 года Чичерин обратился к Янсону с вопросом об отношениях между гуанчжоуским (кантонским) правительством Сунь Ятсена и Пекином. В своем докладе Ленину в ноябре Чичерин передал мнение Янсона, что, хотя контакт с Сунь Ятсеном имеется, ему лучше не писать, чтобы не испортить отношения с пекинским правительством. Тем не менее Ленин предложил продолжить тайную переписку и послать кого-нибудь в Гуанчжоу^[816]. Это соответствовало стратегии большевистского руководства, поддерживавшего отношения с различными националистическими группами в Азии, несмотря на сопротивление большевиков-«транснационалистов». Хотя Шумяцкий требовал от Чичерина и других, чтобы московское руководство прекратило сотрудничество с Пак Динь Шунем, Ли Дон Хви и другими членами Шанхайской группы, Пак Динь Шунь и Ли Дон Хви в октябре 1921 года возобновили связь с Чичериным, а в ноябре 1921 года в составе корейской делегации провели переговоры с Лениным^[817]. Эти два примера показали, что Москва не нуждается в посредничестве Читы или Иркутска.

Международные достижения Приамурского государственного образования были еще менее впечатляющими. Возможные соглашения о концессиях между ДВР и японскими компаниями вызвали протест Временного Приамурского правительства, утверждавшего, что «так называемое читинское правительство» не имеет права и по факту не способно распоряжаться природными ресурсами Приамурского края. Хотя владивостокское правительство тоже предоставило концессии японцам, в сентябре 1921 года С. Д. Меркулов уведомил правительство Хары, что не признает никаких соглашений, заключенных в Дайрене. В этом же послании Меркулов просил вернуть хотя бы часть конфискованного у российских войск в апреле 1920 года оружия, чтобы начать наступление против ДВР^[818].

Дайренские переговоры зашли в тупик, но формально все еще продолжались, и японское командование не поддержало наступление белоповстанцев в ноябре 1921 года, хотя и не ставило ему препятствий. По словам Молчанова, белые войска купили у японцев некоторое количество оружия, но в целом были плохо снаряжены^[819]. Павел Петрович Петров подчеркивал националистические цели операции: в преддверии Вашингтонской конференции она была призвана показать, что «на русской земле» остались еще противники cоветской власти^[820]. Действительно, казалось, что наступил момент для наступления, которое может стать спусковым крючком для националистического восстания против ДВР. Моисей Губельман, которого в этот момент можно было отнести к большевикам – «российским националистам», в октябре 1921 года утверждал, что Дайренские переговоры с Японией деморализовали партизан и укрепили власть Меркулова^[821].

Но накануне Вашингтонской конференции американское руководство практически ничего не знало о Временном Приамурском правительстве. В конце августа – начале сентября 1921 года Хьюз запрашивал Макгоуэна, сотрудничает ли владивостокское правительство с Москвой, распространяется ли его власть на Камчатскую область и на континентальную часть Сахалинской области, чем оно отличается от читинского правительства и каковы его отношения с Японией. Макгоуэн отвечал, что владивостокское правительство враждебно по отношению к ДВР, но его территория в основном ограничена сферой операций японской армии. Кроме того, сообщил Макгоуэн, Япония контролирует Камчатку, Сахалин и Николаевск. Само существование владивостокского правительства зависит от японского присутствия, и, если японцы в ходе Дайренских переговоров согласятся не поставлять ему оружие, его, вероятно, уничтожат Москва и Чита. Кроме того, Макгоуэн сообщил, что японские капиталисты ведут переговоры о займе для владивостокского правительства под залог находящихся в его распоряжении грузов^[822].

ВЫВОДЫ

Учредительное собрание Дальнего Востока не завершило объединение ДВР и не покончило с Гражданской войной в России. В войне обозначилась пауза, в течение которой ДВР и Временное Приамурское правительство попытались предстать для международной аудитории воплощением демократического «третьего пути». Читинское правительство, опасаясь международного отторжения большевиков и стремясь привлечь иностранные инвестиции, приглушило воинственный антикапитализм Советской России. Владивостокское правительство пыталось доказать, что оно отличается от вызвавших ненависть широких слоев населения режимов Колчака, Семёнова и Калмыкова. Кроме того, чтобы добиться международной поддержки, было необходимо привлечь на свою сторону хоть кого-нибудь за пределами правых группировок. Краснощёков и другие большевики-«регионалисты» тоже были заинтересованы в признании со стороны умеренных социалистов, что позволяло снизить накал сопротивления. Хотя ДВР уделяло больше внимания национальному самоопределению, ни одно из двух правительств не сумело договориться с оппозицией и ни одно не воспринималось как демократия.