Читать книгу - "Брежнев - Леонид Млечин"

Суслов высказался «за»:

— Я считаю, что такую статью ждут во всей стране, а в Грузии особенно. Нам, очевидно, не нужно широко отмечать девяностолетие и вообще никаких подобных мероприятий не проводить, но статью напечатать. Мне кажется, молчать сейчас нельзя. Скажут, что ЦК боится высказать открыто свое мнение. Я думаю, что нас правильно поймут все, в том числе и интеллигенция, о которой здесь некоторые товарищи упоминали. Неправильно могут понять Солженицын и ему подобные, здоровая часть интеллигенции (а ее большинство) поймет правильно.

Ему возразил Подгорный:

— Мы все или во всяком случае б о льшая часть — участники XX и XXII съездов партии. Многие из нас выступали на этих съездах, говорили, критиковали ошибки Сталина. Об этом говорил и товарищ Суслов.

Николаю Викторовичу было не по себе. Дело в том, что в октябре 1961 года на XXII съезде партии именно по предложению Подгорного, тогда еще первого секретаря ЦК компартии Украины, приняли решение вынести гроб с телом Сталина из мавзолея. Ночью 31 октября 1961 года его перезахоронили у Кремлевской стены.

Подгорный обосновывал тогда это решение сталинскими «злоупотреблениями властью, репрессиями против честных советских людей».

— Я не думаю, — продолжал Подгорный, — что надо как-то отмечать девяностолетие со дня рождения Сталина. Если выступать со статьей в газете, то надо писать, кто погиб и сколько погибло от его рук. Сейчас все успокоились. Никто не ждет, что мы выступим со статьей, никто нас об этом не просит. Значительная часть интеллигенции нас не поймет. Кроме вреда, ничего эта статья не принесет.

Шелест против обыкновения не согласился со своим покровителем:

— Я выскажу точку зрения, противоположную мнению Николая Викторовича, причем выскажу ее однозначно. Статья нужна. Для нас самое дорогое — правдивость в истории. Были ошибки у Сталина — сказать о них. Были положительные стороны — никто об этом не спорит.

Подгорный стоял на своем:

— Тогда надо писать, сколько им было уничтожено людей. Шелест возразил:

— Дело не в том, чтобы называть цифры. Надо сказать, что у него были ошибки. А война? Строительство социализма под его руководством? Это же всему миру известно.

А у Кирилла Трофимовича Мазурова сомнений не было:

— Статью публиковать надо. Конечно, возможны какие-то издержки, но это главным образом будет, очевидно, относиться к зарубежным деятелям, а не к нашим людям. У нас поймут все правильно. Как же бороться за чистоту марксизма-ленинизма, если не писать о том, что было в истории? Мне кажется, надо подумать о том, чтобы поставить бюст на могиле Сталина.

Кириленко был против:

— У нас нет никаких оснований обелять Сталина или отменять ранее принятое решение, в частности то, что у нас было записано в 1956 году в постановлении ЦК. Эта статья будет использована нашими противниками, и она даст им пищу для клеветы на нас. Нет такой партии в Европе, которая будет аплодировать подобного рода статье.

Андрей Павлович имел в виду знаменитое постановление ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий», где впервые было сказано о преступлениях Сталина.

Председатель Комитета партийного контроля Пельше тоже засомневался:

— Действительно, Сталин нанес вреда очень много, и боль эта чувствуется до сих пор. Это поколение ведь еще живо. Девяносто лет — это ничего особенного. Может быть, не надо широкой статьи. Достаточно напечатать заметку.

Виктор Гришин считал, что отметить девяностолетие Сталина надо:

— За последние годы очень много было написано мемуаров в отличие от решений, которые ранее принимал ЦК. Если была бы статья, она бы уравновесила их. Но статью надо написать в соответствии с решениями ЦК и съездов партии.

Шелепин тоже не сомневался:

— Публикация статьи покажет нашу честность, последовательность. Вы помните, как, например, было встречено упоминание Сталина товарищем Брежневым в докладе, посвященном двадцатилетию Победы. В народе это будет встречено хорошо.

Шелепин имел в виду выступление Брежнева 8 мая 1965 года. Леонид Ильич упомянул Сталина один раз: «Был образован Государственный Комитет Обороны во главе с генеральным секретарем ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным для руководства всеми действиями по организации отпора врагу». Зал отозвался аплодисментами.

Косыгин не скрывал своей симпатии к вождю:

— Надо найти правильное решение не только этого вопроса, но и вообще место Сталина в истории. Историю извращать нельзя. Тем более что действительно многое у нас понаписано в последние годы — и Жуковым, и другими о Сталине. Вот читают люди, а официальных материалов в печати у нас нет. И по-разному думают, по-разному разговаривают, по-разному делают выводы. А статья позволила бы все поставить на место. Надо показать, что партия осуждает его ошибки, но и отмечает его положительные стороны.

Устинов тем более был за любое доброе слово о Сталине:

— На мой взгляд, проект статьи, который разослан, очень хороший. Мы выиграем, безусловно, если напечатаем статью.

Против высказался секретарь ЦК и руководитель международного отдела Пономарев:

— Вы помните, как после XX съезда было много разговоров на сей счет, много волнений разного рода. Что лучше сейчас — поднимать снова эти волнения или пусть будет так, как сейчас, то есть спокойно? Ведь в год пятидесятилетия Октябрьской революции мы ничего не сказали о Сталине. А тогда мы этот вопрос тоже обсуждали!

Пономарев напомнил о том, что на политбюро дважды рассматривался текст брежневского доклада на торжественном заседании. Тогда те же самые люди — Суслов и Косыгин — высказались против упоминания имени Сталина. Но время изменилось…

Борис Николаевич Пономарев окончил Институт красной профессуры, начинал в Коминтерне, руководил Совинформбюро, был помощником Георгия Димитрова. Пономареву не хватало самостоятельности, поэтому он так и не стал членом политбюро, о чем мечтал. В политбюро его недолюбливали, но держали как главного знатока мирового коммунистического движения.

Он сохранил некоторые идеалы своей юности и ненавидел Сталина.

— В докладе, посвященном двадцатилетию разгрома гитлеровской Германии, была одна фраза, а сейчас предлагается статья, — сказал Пономарев. — А что же произошло? Что, например, скажут товарищи Гомулка, Кадар? Это очень сложная фигура — Сталин в истории. С этим нужно быть осторожным.

Андропов резко возразил Пономареву:

— Этот вопрос, товарищи, внутренний, наш, и мы должны решать, не оглядываясь на заграницу. А насчет заграницы я вам скажу. Кадар, например, в беседе со мной говорил: почему вы не переименуете Волгоград в Сталинград? Все-таки это историческое название. Вот вам и Кадар. Я считаю, что такую статью надо печатать.

Геннадий Воронов заметил, что «если не дадим статьи, ущерб будет большой». Соломенцев сказал, что статью нужно публиковать, поскольку «сейчас выросло новое поколение молодежи, и оно ничего не знает о Сталине, кроме культа».