Читать книгу - "Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман"

Подытоживая, можно сказать, что до середины XVI века московские судебники предусматривали телесное наказание и смертную казнь только для наиболее тяжких преступлений. Восточнославянское и раннемосковское право отвергало бóльшую часть пенальных стандартов римского права, как оно передавалось в сборниках церковного права. Принятие инквизиционного процесса и пытки к XVI веку в определенной степени отражает воздействие того возрождения римского права, которое происходило в Европе, однако свирепые членовредительные наказания, присущие римскому праву, не были переняты до XVII века. До этого времени наказание тела уравновешивалось другими санкциями.

В губных грамотах середины XVI века находят наиболее прямое отражение возрожденные стандарты римского права в области преследования уголовных преступлений – убийства и повторных воровства и грабежа. В них широко предписывались пытки и битье кнутом, а также вводилось определение «казнити без милости» в отношении телесного наказания; тем самым устанавливались градации интенсивности в порке. Согласно губным грамотам, телесное наказание применялось и к сообщникам преступления, позволяя губным старостам подвергать битью кнутом и смертной казни и виновных преступников, и тех, кто их укрывал. Наличие криминальной репутации и вещественных улик требовало казни, но в то же время, как мы говорили выше, применение пыток ограничивалось ступенчатой процедурой^[556].

Государство также довольно рано сформулировало задачу контроля над должностными лицами; к середине XVI века к ним уже применялись телесные наказания. В то время как Судебник 1497 года только запрещал судьям совершать злоупотребления, Судебники XVI века уже содержали угрозу наказания за это кнутом^[557]. Судебник 1550 года, в котором телесные наказания предусмотрены примерно в четверти из его 100 статей, особое внимание уделял взаимодополняющим задачам наказания за коррупцию и защиты достоинства суда: битье кнутом на торговой площади ожидало лжесвидетелей (ст. 99), такое же наказание или заключение в тюрьму – того, кто ложно обвинит судью в злоупотреблениях (ст. 6, 8–11, 33, 34, 42) или станет бить челом «не по делу» (ст. 7). Но помимо этого в Судебнике сохранялась традиция компенсаций и гибкость в вопросах о нанесении легких увечий: размер возмещения зависел от социального статуса пострадавшего и от тяжести повреждения; закон разрешал и полюбовное разрешение споров^[558]. Отдельные указы до конца XVI века грозили телесным наказанием за преступления, подрывающие государственный интерес, в частности за уклонение от военной службы^[559].

В законодательстве первой половины XVII века телесные наказания продолжали использоваться при тяжких преступлениях^[560], но в то же время в Разбойном приказе разрабатывали более детализированные стандарты применения и смертной казни. В законе 1625 года только умышленное убийство объявлялось достойным смерти; убийство, совершенное без заранее обдуманного намерения и сговора, в частности во время драки или по «пьяномум делу», каралось суровым телесным наказанием, обычно битьем кнутом, а в случае если инцидент произошел между крепостными, убийца с семьей выдавался хозяину убитого крестьянина в возмещение. Последующее законодательство уточняло нормы компенсации за долги убитого и ввело денежный штраф вместо физического обмена крестьянами. Кроме того, в мае 1637 года Разбойный приказ несколько изменил порядок применения телесных наказаний, когда казнь беременных женщин, приговоренных к смерти, была отсрочена на срок в шесть недель после родов^[561]. Таким образом, в течение первой половины XVII века законодательство России развило систему градаций в наказаниях, увеличив применение телесных наказаний и смертной казни за преступления, существенно подрывавшие государственные интересы или направленные против местных сообществ.