Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

нижняя, называемая «котт», имела длинные и узкие рукава, украшенные узорами, и доходила до пят. Верхняя туника – сюрко, была покороче, рукава у ней были широкие и короткие, а в летнюю пору надевала чешская королева сюрко и вовсе без рукавов. Сюрко чаще всего были у неё из шерстяных тканей, хотя иногда предпочитала она плотный драгоценный шёлк. Головной платок Адельгейда обматывала вокруг головы вплотную к подбородку, так, что один конец его падал на плечо или на грудь.

– Такие одежды дам приняты сейчас в Германии и в Италии, – говорила королева своим собеседницам.

Вскоре Ярослав заметил, что его княгиня тоже начала носить сюрко без рукавов и завязывать на голове плат, как высокородная гостья, за ней вослед так же одеваться стали некоторые молодые жёнки, приехавшие с Ярославной из Луцка, а кроме них юная Порфинья и даже Ингреда. Двое последних почти всегда сопровождали молодую княгиню. Оксана – та держалась немного в стороне, равно как и супруг её, Семьюнко Изденьевич. Хоть и был Семьюнко приближён к Осмомыслу, но стоял как-то особняком. Прежде чем делиться с ним важными мыслями, всякий раз следовало хорошенько подумать.

В галицком Детинце наконец-то окончили строительство храма в честь святого Пантелеймона – небесного покровителя князя. Красиво белела камнем новенькая церковь на фоне голубого неба, светились, отливая серебром, свинцовые купола. Церковь эту мыслил Ярослав сделать не домовой, каким был Спасский собор, но прежде всего предназначалась она для тех, кто жил на Горе, внутри Детинца. А проживали тут в основном его, Осмомысла, ближники.

Избигнев поставил новый дом тоже в Детинце, полюбилось ему место на пригорке близ южной крепостной стены. Красив был деревянный терем, расписали его киноварью и изузорили затейливыми резьбовыми рисунками нанятые в Суздальской земле добрые мастера. Издали глянешь – картинка какая-то лубочная, а не терем. Зато вблизи видно – и велик, и просторен, и удобен для жилья. Башенки по краям, сени высокие, крыльцо из зелёного камня. Даже Ингреда, и та при виде новых хором как будто похорошела, стала более улыбчивой, не раз слышал Ярослав её смех, когда гуляла она со княгиней и маленькой Манефой в княжеском саду.

Королеву Адельгейду поражал огромный собор Успения.

– Помнишь, была я у тебя в гостях, князь, когда собор сей токмо выстроили вы? И тогда, и топерича хожу, гляжу, наглядеться не могу. Экая громада! Хоры высокие, столпы морморяные, лестницы витые, крестильня! Зиждителя покажи мне, кто всё сие разместил столь искусно.

Ярослав подводил к ней старенького, сухого армянина Ашота. Зиждитель в последнее время жаловался на боли в ногах и ходил, опираясь на толстую сучковатую палку. Седая курчавая борода его непослушно торчала в стороны, развевалась на ветру.

Восхищённая Адельгейда щедро одарила мастера мешочком с золотыми монетами.

Пиры Ярослав учинял теперь редко и только по необходимости для других. Не жаловал он и раньше шумные застолья, ныне же и вовсе хотел бы от них отказаться, но приходилось – того требовал старый языческий ещё обычай. На пирах веселилась молодшая дружина, играли на гуслях сладкогласые песняры, со звоном вздымали чары ближние бояре. Осмомысл сидел во главе стола, натянуто улыбался и ждал, когда же наконец наступит вечер, ночь и все приглашённые бояре и отроки разойдутся по своим покоям. Он любил тишину, любил книжное чтение, любил мир. Свою землю он укрепил, вообще же на Руси мира не было. Недалече был стольный Киев, и возле восточных рубежей цветущей Галичины кипели ратные страсти.

В один из дней в разгар жаркого лета пожаловал к Ярославу неожиданный гость.

Глава 71

Князь Давид Ростиславич, среднего роста молодой ещё человек, только-только достигший возраста Христа, черноволосый, с короткой, ровно подстриженной бородой, большеглазый и большеголовый, широкий в плечах, напоминал Ярославу крепкий могучий дубок. Говорил он громко, зычным басистым голосом, словно не просить вспоможения приехал, а отдавал приказания.

Вначале оповестил о событиях на Киевщине:

– Княже Ярослав! Слово у меня к тебе! Ведаю, сколь силён ты! Немцы, ляхи, чехи ищут с тобою соуза, император ромейский другом тя величает! Затворил ты королю угорскому горы Карпатские! Стреляют ратники твои солтанов[217] половецких на синем море! Помоги же нам, братьям Ростиславичам, не дай погинуть в усобицах лютых! Ибо, яко змей огнедышащий, ведёт на нас рати свои Андрей Дюргевич, князь Суздальский! Разгневался вельми, совокупил силы воинские со всей Руси. Суздальцы, ростовцы, рязанские и муромские князья, полоцкие, туровские, пинские, городенские, даже брат наш родной Роман Смоленский – все движутся ныне на Киев. Ещё Ольговичи такожде! Святослав Черниговский и Олег Северский в сговор с Андреем вступили. И Михалко, брат Андреев, отпал от соуза с нами, презрев целованье крестное. Всего собрал супротив нас Андрей воинства пятьдесят тысяч человек. Принуждены мы были оставить Киев, пожалели града отцова и дедова. Рюрик в Белгороде[218] заперся, молодший же брат мой Мстислав со дружиною и полком моим в Вышгороде остался, обещал али удержать сей город, али, еже отдать его придётся, дак недёшево. На меня же вовсе залютовал Андрей, велел отъезжать в Берлад. Тамо, мол, владения матери твоей, Давиде! Тамо и княжь! Тако передать велел!

Давид охотно вкушал преподнесённые отроками яства, рвал зубами зажаренного сазана, запивал еду из чары просяным олом, смотрел выразительно на Осмомысла большими своими глазами, ожидал ответа.

– Да, заварилась на Русской земле каша, – раздумчиво, оглаживая бороду, промолвил Осмомысл. – Говоришь, даже Романа Андрей заставил супротив вас выступить?

Давид угрюмо кивнул. Добавил, прожевав пищу:

– Всего двадцать князей рати прислали. Некоторые и сами пришли. Во главе суздальского воинства сын Андреев, князь Юрий, и с ним воевода главный, Жидиславич Борис. Самым же старшим среди всех – Святослав Всеволодич, сват твой, княже. Вбил клин меж Мономаховыми внуками, сему вельми рад! Для себя, верно, стол киевский готовит! Лукав, ох, лукав!

– От меня чего ждёшь? – прямо, без обиняков вопросил Ростиславича Осмомысл.

– Ты, княже, самый сильный из князей на юге Руси. Ярослав Луцкий и Роман Волынский в твоей воле ходят. Совокупил бы дружины, помог бы нам.

– Думаешь, устоим мы, пусть даже и все вместе, супротив Андреевых пятидесяти тысяч?! – Ярослав с сомнением качнул головой. – Вот что, княже Давид! Подумать я крепко должен. С боярами своими, со дружиною посовещаться. Обещаю, заутре же дам тебе ответ!

Гость остался отдыхать в палатах галицкого дворца, Ярослав же наскоро разослал отроков в терема ближних бояр. Нелёгкое предстояло ему принимать решение.

…Молодые и горячие Радимиричи и Гарбузовичи, вскакивая с мест, предлагали помочь Ростиславичам. Говорили, что