Читать книгу - "Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер"

карту, – вылетит оставленная нами в засаде конница. Отряд этот будет достаточно мал, чтобы проскользнуть над степью незамеченной одинокой стрелой, но достаточно сильным, чтобы эта стрела пронзила горло шехзаде Перловке. А как только он захлебнется своею кровью и сдохнет, мы свою атаку прекратим. Дело наше будет сделано.

Девушек там было три, если не четыре дюжины, – и все обнаженные. Отборные красавицы со всей империи не старше двадцати лет, а некоторые так и вовсе двенадцатилетние. Уполномоченные Селима закупали ему наложниц на той же базарной площади под Обгоревшей колонной, где в свое время была куплена для отцовского гарема его мать.

Селим ввалился в зал, шатаясь от винных возлияний.

Все они ползали там на четвереньках по толстым коврам, покачивая грудями, – живое стадо цвета кофе, алебастра и оливок. Аббас щелкал в воздухе у них над головами коротким хлыстом, как погонщик скота, заставляя этих телок пошевеливаться.

Взревев быком, Селим принялся срывать с себя одежду.

Аббас отступил назад, открывая хозяину дорогу в самую гущу. Селим настиг одну и попытался ее сзади покрыть. Аббас видел, как лицо его избранницы исказила гримаса боли.

Селим снова взревел. Наконец ему удалось в нее войти, и он принялся неистово двигать бедрами. Затем отшвырнул ее и пополз за следующей, чуть не волочась по полу непомерно отвисшим животом. Пойманная им за бедра пышноволосая армянка принялась отчаянно выкручиваться. «Не надо, дурочка, – подумал Аббас. – Он же тебя велит казнить за оказанное сопротивление». Но Селим был слишком пьян, чтобы обращать внимание на подобное. Он влез на нее и стиснул ей сзади груди ладонями с такой силой, что девушка закричала от боли. Селиму это понравилось, раздался новый бычий рев, и с последним качком бедер он выпустил ее из своей хватки.

Шехзаде хлопнул в ладоши, и к нему, лавируя между девушками, подбежал паж с кубком вина. Селим осушил его залпом и вернулся к плотским утехам.

Следующую девушку он схватил за косы, как лошадь за поводья.

– Вот, проклятый Баязид! Смотри, я покрою целый табун женщин, и сыновей моих будет кишеть у трона как муравьев на падали!

Отпустив эту девушку, Селим сделал было попытку потянуться за следующей, но тут от вина его совсем развезло, и он рухнул лицом вниз. Пока он пытался снова подняться на колени, рабыни расползлись к стенам подальше от него. Однако Аббас щелчками хлыста над головами выгнал их обратно к середине зала.

Селим хрюкнул и ползком погнался за ближайшей. Поймать ее за ногу ему еще удалось, но она с легкостью вывернулась, а он, потеряв равновесие, опрокинулся на спину, выкатив вверх тяжело вздымающееся брюхо. «Да и эрекция у него успела раствориться в винных парах», – отметил Аббас.

Селим предпринял последнюю попытку встать, но голова его тут же бессильно откинулась обратно на ковры. Он засмеялся, прокричал напоследок еще раз: «Будь ты проклят, Баязид!» – и через считаные мгновения захрапел.

Аббас хлопком в ладоши подал девушкам сигнал к отходу, и они тут же выбежали прочь из зала. Четыре пажа подняли спящего Селима с пола и перенесли в его спальню. Наследный принц Османов, старший сын Великолепного и главный претендент на престол величайшей империи мира перевернулся во сне и исторг на шелковые простыни обильный поток рвоты.

Глава 103

Дервиши перед этим постились и молились целый месяц. Теперь они – пьяные от опиума и с призрачно-белыми от талька лицами – стягивались во двор. Музыканты уселись кружком на голом камне. Заиграли флейты, и нежные звуки полились ввысь и к серебряному месяцу, показавшемуся из-за свода купола гробницы пророка. Факелы отбрасывали длинные тени на стены монастыря.

К флейтам присоединились барабаны, нагнетая темп и подгоняя танцоров, пока они не завертелись волчками с длинными подолами веером вокруг ног. Затем дервиши затянули молитвы за своих великих предков. Танцоры склонили головы вправо до самых плеч, и их тяжелые одеяния начали издавать стонущий свист подобно горному ветру.

Баязид чувствовал, как его сердце заходится все быстрее в такт музыке; но они продолжали кружиться все более стремительно, и вскоре даже лица танцоров размылись. Но ни один из них не запнулся и не покачнулся, никто не выпал из строя.

Музыка оборвалась внезапно, на полутакте. Танцоры без сил рухнули на камни, в трансе закатывая головы и пуская пену ртами.

Баязид вступил в круг и подошел к одному из танцоров – высокому монаху с седой до белизны бородой и лицом смуглым и морщинистым, как грецкий орех. Говорили, что ему сто одиннадцать лет от роду.

– Святой человек, ты меня видишь? – обратился к нему Баязид.

Глаза старика были открыты, но зрачки их – холодны и с поволокой, как у снулой рыбы.

– Вижу, – прохрипел он.

– Скажи мне, что ты видишь впереди для сынов Сулеймана?

– Вижу только горе, тлен и смрад.

Баязид склонился ниже в надежде уяснить смысл его слов.

– Что там у Баязида?

– Его не вижу.

– А что видишь?

– Великий ветер занавесом скрывает все. Божий ветер.

– А что еще?

– Нет больше ничего.

Баязид поднялся, брезгливо хмурясь. Вечно эти монахи говорят загадками. Ничего от них толком не добьешься. И он пошел прочь чеканным шагом. Святые люди? Святые прожигатели времени!

Сулейман взирал на гедычлы, преклонившую колена у подножия его трона. Тугие кольца волос совсем уже пепельные от седины, а глаза все пылают злобной ненавистью. Тридцать пять лет пробыла она рабыней-прислужницей у Хюррем, но особого внимания он на нее доселе не обращал. Теперь же султан впервые вызвал эту Муоми к себе, чтобы отдать ей один прямой приказ. «Ведь кроме нее, – вдруг понял он, – едва ли у него найдется лекарство от снедающего его горя».

– Ты ведь была личной служанкой госпожи Хюррем с тех самых пор, как она стала первой гезде. Так?

– Так, мой господин.

– Ты же ближе всех ее знала, верно?

– Воистину так.

– Вот я и желаю поговорить об интимных вещах. Бояться тебе нечего, – добавил он, – если только будешь отвечать мне всю правду начистоту, ибо я – твой султан, и верно служить ты так или иначе обязана мне, а не Хюррем. Тем более что она ныне покоится с миром и никого из смертных за правду не покарает.

– Да, мой повелитель.

– Я хочу, чтобы ты вернулась мысленно к первым годам в услужении у нее. Припоминаешь человека по имени Ибрагим, который долгие годы был моим визирем?

– Да, помню такого, мой господин.

Сулейман склонился еще ниже к ней, так что оказался теперь сидящим на