Читать книгу - "Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер"

осадить коня, чтобы избежать столкновения. Баязид стегнул своего скакуна, и, прежде чем «зеленый» понял, к чему идет дело, шехзаде напал на него со спины и поразил метким ударом копья точно между лопатками. Соперник с криком боли откинулся на круп своей лошади.

Остальные «синие» встали на стремя и радостно закричали.

Баязид прискакал обратно к своему конюшему.

– Что теперь скажешь, Мурад?

– Скажу, что скоро нас ждет поход за Перловкой, вот там бы так отметить победу!

Баязид рассмеялся. Затем последовали новые торжествующие возгласы «синих»: еще один член их команды сразил «зеленого» прямым попаданием, да таким, что тот сверзся с коня с раскроенной головой.

В этот день они были неуязвимы, несокрушимы – и воистину непобедимы.

Баязид застал Гюльбахар в саду гарема в розовом киоске. Розы, давшие ему имя, были в полном цвету и полыхали всеми оттенками алого и золотого, розового и пурпурного.

Она там сидела одна в тишине, нарушаемой лишь тихим пощелкиванием жемчужных четок в ее пальцах. Губы ее беззвучно шептали какую-то молитву. Лицо скрывала вуаль, но глубокие морщины вокруг глаз выдавали ее почтенный возраст.

Она услышала его шаги.

– Ты так похож на моего сына, – сказала она.

– Как бы мне хотелось во всем на него походить.

– Не надо во всем. Он мертв. Но что привело тебя сюда, в этот старушечий сад?

– Хочу спросить у вас совета.

– Что я могу знать о мире наследных шехзаде?

– Думаю, очень многое. – Он взял паузу, поосторожнее подбирая слова. – Вы знаете, что грядет война.

Гедычлы налила ей пахучего шербета в хрустальный бокал. Гюльбахар его посмаковала, прежде чем ответить:

– Из-за Селима?

– Беды османов на Селиме клином не сошлись, – сказал он. – Внуки турок-победителей, воевавших бок о бок с моим дедом, теперь вдруг оказались под игом внуков побежденных. Из-за девширме на шею нам села целая армия чиновников-инородцев. Болгарин-визирь теснит наших братьев-османов с их земель, одновременно набивая себе карманы полученными с них податями. Повсюду только и слышишь: бакшиш, бакшиш. Истинный осман проводит жизнь в седле, а не на шелковом диване! И силу свою доказывает, и свое берет мечом, а не поборами!

– Ты помнишь, что говорили янычары в день убийства моего сына? Погибла наша надежда вместе с Мустафой.

– Как не помнить.

– Нам нужен новый Мустафа, и ты как никто на него похож. Ты и наездник. Ты и воин. Ты и уважение внушаешь, где бы ты ни появился. И я верю, что в твоем лице вполне могла бы возродиться надежда наша.

– Если бы еще и Сулейман так же думал…

– Сулейман столько лет пробыл моим господином, но я воистину не узнаю того человека, в которого он ныне превратился. Погляди, что он сделал с тобою: унизил и изгнал в Амасью, как прежде моего сына. Ему теперь остается лишь завещать престол твоему придурку-брату. И на этот раз нам не списать это все на козни Хюррем.

– Отец же знает, что за человек мой брат. Бессмыслица какая-то.

– Был бы ты на месте Сулеймана, понял бы, в чем смысл этого, во всех отношениях. Он просто хочет держаться за свою власть до последнего, а всякого, в ком завидит хоть намек на угрозу себе, уничтожает. Он делает вид, что не тиран, в отличие от своего отца, а на самом деле он даже хуже его. При Селиме Грозном ты хоть знал, кто ты и где. Он не притворялся тем, чем не был.

– Что вы мне хотите этим сказать?

– Селим тебе не враг. Собственный отец враг. Будь осторожен. Если надумаешь выступить против кого-то, то пусть это будет твой отец. Селим тебе вреда не причинит, он на это не способен. А отец – тот тебя живо зароет, да еще и плюнет на твою могилу.

Она протянула ему руку. Баязид ее поцеловал и удалился.

«Выступить против Сулеймана? – думал он. – Нет, немыслимо». Отец просто испытывает его выдержку, только и всего. Сулейман же понимает, что нельзя надолго оставлять все так, как есть, и держать Селима в Манисе всего в пяти днях езды от столицы, а его, будто изгнанника, – в месяце езды. Так у Османов не принято, и отец скоро это поймет.

Сулейман восседал на троне совершенно неподвижно, за исключением мерного постукивания указательным пальцем по подлокотнику. Одеяние на нем было под стать его прозвищу – великолепным: кафтан, подбитый черным соболем; пурпурная мантия с золотыми тигровыми полосками; изумруды в тюрбане и на пальцах. Однако выглядел он настолько осунувшимся, что казалось, будто пажи по ошибке обрядили в падишахские наряды ребенка с не по годам мудрым лицом.

– Та еще болезнь была, – пробормотал он.

– Мой господин? – нахмурился Рустем.

Сулейман испуганно вздернул голову, словно забыл о присутствии визиря.

– А, Рустем.

– Я с докладом из Дивана, мой господин, – напомнил он султану.

– Диван, Диван… – пробормотал Сулейман, будто силясь припомнить, что это за штука.

– У меня плохие новости, господин.

– Баязид прислал ответ на мое послание?

– Прислал.

– И что говорит?

– Ответ его краток, мой господин. – Рустем извлек из-за пазухи письмо и прочел вслух. – Пишет: «Во всем повинуюсь воле Султана, отца моего, за исключением того, что лежит между Селимом и мною».

– Почему он вышел из повиновения?

«А что ему остается? – подумал Рустем. – Ты же его после смерти Хюррем отправил, по сути, в изгнание, как некогда Мустафу».

– Он собирает войско в Ангоре, – сказал он. – Говорят, ветераны к нему туда так и хлынули.

– Нужно это пресечь. Пока я жив, они будут мне повиноваться!

– Есть еще, возможно, и мирный путь, мой господин.

– Выкладывай.

– Верните Баязида в Кютахью или Конью. В знак примирения. Ведь назначением в Амасью вы дали ему понять, что избрали своим преемником Селима.

– Он должен мне повиноваться!

– Если вы так настаиваете, то, конечно, но гражданской войны нам тогда не избежать.

– Они оба мои сыновья. И оба будут делать, как я скажу!

– Боюсь, этим доводом мы не убедим Баязида остановить занесенную руку, господин мой. – Рустем помедлил. – Мне раньше всегда представлялось, что вы хотите видеть Баязида своим преемником.

– Представление твое было ошибочным. Стареешь – отсюда и разжижение мозгов.

Рустем коснулся лбом ковра.

– Как скажете.

– Передай Селиму, чтобы выступал в Конью на охрану нашего южного пути в Сирию и Египет. И пошли ему на подмогу Мехмеда-пашу Соколлу с тысячей янычар и тридцатью пушками. – А Мехмеда-пашу Пертева тем временем отряди к Баязиду на переговоры: пусть убедит его без промедления вернуться моим наместником в Амасью и вытянет из него клятву верности. Моим сыновьям не будет