Читать книгу - "Вольф Мессинг. Видевший сквозь время - Эдуард Володарский"

– Послушай, Вольф, с чего ты взял, что всегда надо говорить правду? Такой женщине? Ты убил бы ее сразу, на месте убил бы!

– Но она все равно узнает правду.

– Узнает, конечно… но не от тебя… Странно только, что она до сих пор не получила известий. Погибли смертью храбрых или пропали без вести…

– Представляешь, что будет с этой женщиной, когда она узнает правду? И какие проклятия она будет посылать на мою голову? Я все чаще и чаще думаю, Аида, что это мне подарила судьба? Дар Божий или проклятье дьявольское? – Мессинг несчастными глазами смотрел на нее. – Ты не представляешь, как мне порой бывает тяжело… жить не хочется…

Она молча подошла к нему, обняла, прижав голову к груди, поцеловала в волосы, стала медленно гладить по плечам, голове, касалась кончиками пальцев глаз, щек, губ…

Мессинг застыл, закрыв глаза… и вдруг увидел себя в далеком детстве…

…Он стоит на подоконнике перед раскрытым окном, в черном пустом небе замерла зеленоватая круглая луна, и на ней ясно видно очертание человеческого лица с темными провалами глаз. И глаза эти внимательно смотрят на маленького Волика, и он смотрит на луну, смотрит в эти большие задумчивые глаза, которые так далеко от него и в то же время так близко, что протяни руки – и можно дотронуться до них… И маленький Волик тянет руки к луне… И вдруг сзади неслышно возникает мама Сара и осторожно берет Волика на руки, прижимает к большой пухлой груди, гладит по голове, по лицу, шепчет:

– Не пугайся, родненький мой… не надо смотреть в бездну, Волик, красивый ты мой, а то бездна сама откроет глаза и будет смотреть на тебя… а это очень страшно, Волик, картинка ты моя писаная, умненький мой, драгоценный мой… – тихо говорит мама Сара, укладывая маленького Волика в постель.

Потом оглядывается и смотрит в раскрытое окно. Луна, кажется, опустилась низко, подкралась к самому окну и теперь заглядывает в комнату, отыскивая глазами мальчика.

– Пшла прочь… проклятая! – машет на нее рукой мама Сара. – Пшла прочь!

И бледно-зеленый лик луны вдруг потемнел, и черные провалы глаз сделались испуганными, и она стала медленно удаляться…

– Спаси и сохрани, Божья матерь Ченстоховская… спаси и сохрани! – бормочет мама Сара, кутая Волика в тонкое одеяло…

И вдруг видение исчезло, и тишину нарушил громкий голос Левитана:

– Передаем сводку Совинформбюро. Сегодня, восемнадцатого ноября тысяча девятьсот сорок второго года в районе Сталинграда продолжались упорные ожесточенные бои. Несмотря на огромные потери, которые несет противник, ему не удалось сколько-нибудь существенно продвинуться к Волге…

Новосибирск, декабрь 1942 года

Старый обшарпанный автобус медленно катил, переваливаясь на ухабах, по снежной дороге. Натужно завывал мотор.

В автобусе ехала концертная бригада. Мессинг и Аида Михайловна устроились на заднем сиденье. Аида смотрела в небольшую проделанную в оконной наледи дырочку, то и дело протирая ее пальцами, хотя глядеть было решительно не на что – заснеженный лес тянулся сплошной стеной. Мессинг, закрыв глаза, то ли думал о чем-то, то ли просто спал. Дормидонт Павлович похрапывал где-то впереди. Осип Ефремович пытался вести какие-то подсчеты на бумажке, но это плохо получалось – автобус изрядно раскачивало. Артем Виноградов, Артур Перешьян, Раиса Андреевна и другие члены концертной бригады сидели, плотно прижавшись друг к другу. Почти все сильно устали и клевали носами или подремывали, раскачивались на сиденьях.

– А вот интересно, нас перед концертом покормят или после? – зевнув, спросил очнувшийся на очередном ухабе Дормидонт Павлович.

– Сперва работа, а потом еда, – отозвался Осип Ефремович.

– Нет, уважаемый Осип Ефремович, по моему глубокому марксистскому убеждению, сперва – еда, а потом работа, – басом возразил Дормидонт.

– Фигу тебе с маслом и с твоими убеждениями, – пробурчал Осип Ефремович. – Сперва – концерт, потом – еда.

– Самогоночки дадут, как думаете? – не отставал певец.

– Дадут во что кладут, догонят и еще добавят, – вновь пробурчал администратор.

– Ты не замерз? – тихо спросила Аида Михайловна Мессинга.

– Все хорошо, Аидочка, я совсем не замерз.

– Ты две пары носков надел или одну?

– Так я же в валенках, зачем две?

– О горе мое, – вздохнула Аида Михайловна и, открыв сумку, покопалась в ней, достала пару толстых носков. – Ну-ка, снимай валенки и надевай.

– Аидочка, клянусь тебе, ногам тепло.

– Не спорь со мной, Вольф, ты же знаешь, что это бессмысленно. Снимай валенки. – Она встала на колени в проходе между сиденьями, сама стащила валенки с ног Мессинга, проворно натянула толстые вязаные носки, потом надела валенки и вернулась на сиденье. Шумно вздохнула. Все пассажиры молча, с улыбками наблюдали за этой процедурой.

– Ты меня позоришь перед коллегами, – прошипел Мессинг.

В ответ на это Аида Михайловна только улыбнулась и лукаво покосилась на Мессинга.

…Автобус вкатил на главную улицу большого районного центра. В окнах одно – и двухэтажных бревенчатых домов тепло светились желтые огни. Автобус подкатил к дому культуры – тоже бревенчатому, только трехэтажному зданию с деревянными колоннами из вековых кедров по фронтону. Здесь окна были освещены лишь на первом этаже.

Бригада стала выгружаться из машины, артисты разминали затекшие ноги, притоптывали на твердом снегу.

– Однако, доложу вам, морозец без шуток!

– Братцы, а сдается мне – нас тут не ждут!

– Как это не ждут? Что вы мелете? Через полчаса концерт!

– А где публика? Где зрители? Не видать никого!

И в это время из дома культуры выкатился невысокий лысый человек в лисьей шубе. Мохнатую шапку он держал в руке. Издали, спускаясь по ступенькам, он закричал:

– Ка-ак?! Вы приехали?!

– Приехали! – хором ответили артисты.

– Да я же звонил! Отменяется концерт! Я еще вчера вашему начальству звонил! Аврал у нас! Всех на лесозаготовку бросили! И мужчин, и женщин! Да мужчины-то какие? Старики да инвалиды! Пацаны-подростки! Весь совхоз топорами машет!

– Да темно уже – куда в темноте-то махать? – спросил басом Дормидонт Павлович.

– Дак костры запалили по всем делянкам! А что сделаешь? Надо! Два эшелона пустые стоят на сортировочной – дрова ждут! – Мужик подбежал к артистам и встал в растерянности, дыша паром. Потом натянул шапку на лысую голову и спросил: – Голодные небось? Пойдемте, покормлю вас… у меня все приготовлено.

– Я ж говорил, сперва еда! – захохотал Дормидонт Павлович. – Ай как славно-о!

– Когда вы звонили? – свирепо спросил мужичка Осип Ефремович.

– Вчерась… Утром звонил и вечером. Предупреждал.